Рышард Клысь - «Какаду»

— Вы все это забудете, — отозвался я ласково. — Наверняка забудете.

— Что?

— Все, — пояснил я. — Со временем в человеке умирает все — и дурное, и доброе. И это хорошо. Иначе люди просто сошли бы с ума…

Да, — шепнула она. — Возможно, вы правы.

Я улыбнулся. «Ты слишком мало живешь на свете, девочка, чтобы рассуждать об этом, — подумал я. — Когда-то я думал точно так же, а ведь забыл. И так же, как ты в эту минуту, ненавидел весь свет и людей. Я чувствовал себя обворованным. Словно богач, у которого в один прекрасный день украли все состояние. И мне казалось, что для меня уже ничто не имеет смысла в этом мире, вдруг опустевшем и враждебном. Я ненавидел и убивал. На первых порах меня это устраивало. Я думал даже, что нашел в этом себя, беру реванш за все причиненное мне и моим близким зло, но вскоре обнаружилось, что я заблуждался. Убийство никогда не очищает человека. Оно еще сильнее обостряет чувство опустошенности, и приходишь к убеждению, что вокруг нет ничего постоянного. Мы все умрем. Мы умираем ежедневно. Если бы ты, девчонка, знала, каким будет твое лицо через два десятка лет, ты бы сейчас чувствовала себя еще хуже. Зачем обманываться? Мы неизбежно движемся к предназначенному, даже не замечая пути, по которому бредем словно слепцы. Сегодня мне дважды угрожала опасность, а ведь все, что я пережил, было лишь прихотью судьбы, она любит насмехаться над нами, когда мы совсем этого не ждем. Но беспомощнее всего человек перед лицом времени. Никогда не известно, что принесет ближайший час. Несмотря на это, мы все же продолжаем свой путь, по-прежнему надеясь осуществить наши намерения. Это придает нам силы, а они нам так нужны, чтобы справиться с жизнью. Надежда! Надежда… Самое худшее, что было сегодня, уже позади. Я все-таки доберусь со своим грузом до места».

— Как вас зовут?

Она внезапно отодвинулась и недоверчиво посмотрела мне в лицо.

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Не знаю, — признался я искренне. — Сам не знаю почему.

Первый раз за все время девушка рассмеялась.

— Какой вы смешной, — сказала она мягко. — Меня зовут Эва.

— Красивое имя.

— А вас?

— Что?

— Как вас зовут?

— Алик, — быстро ответил я. — Просто Алик…

— Это сокращенно. А полностью?..

Я молчал, думая, что же ей ответить, мне всегда становилось неловко, когда меня об этом спрашивали. Отвратительное имя. Единственное, за что я упрекал в душе свою мать, так это за то, что она так нарекла меня при крещении. Так звали, наверное, самого большого повесу среди всех святых. Альфонс — это имя неизменно ассоциировалось с самым позорным для мужчины занятием, я стыдился своего имени и не любил называться им, всякий раз при этом чувствуя себя так, словно признавался в своей принадлежности к презренному роду людей, больше того — меня не покидало ощущение, что и ко мне прилипла частица той грязи, которая связывается со словом «сутенер»; поэтому и сейчас я не в силах был произнести свое имя и молчал в наивной надежде, что девушка не будет настаивать на ответе.

— Знаю, — заявила она обрадованно. — Вас зовут Александр, правда?

— Возможно, — засмеялся я с облегчением. — Пусть будет по-вашему.

— Да. Александр — красивое имя.

— Я очень рад.

— Алик, — повторила она в раздумье. — Алик. Это звучит еще лучше.

— Что вы делаете в праздники? — спросил я быстро, чтобы переменить тему разговора.

— Ничего. Сижу дома.

— И никуда не ходите?

— Нет.

— В Кракове у вас нет ни друзей, ни знакомых?

— Нет.

Я отодвинулся от окна и посмотрел на Эву. Она красива, это я заметил еще тогда, когда помогал ей взобраться в вагон, но не это было главное — больше всего меня привлекало в ней какое-то особое выражение задумчивости и грусти, делавшее ее небольшое овальное личико по-детски беспомощным и печальным. Я все больше ценил в женщинах доброту и нежность — этих качеств мне самому постоянно не хватало, а потребность в них росла тем сильнее, чем чаще я оказывался в суровых переделках, порождавших во мне ненависть, беспощадность и какое-то бесконечное чувство внутренней опустошенности. Я как бы инстинктивно искал в людях доброту, во мне самом ее осталось очень немного, наверно, именно поэтому я так ценил это качество в других и, сталкиваясь с ним, становился совершенно безоружным.

— Мне хотелось бы еще когда-нибудь с вами встретиться, — сказал я тихо.

— В самом деле?

— Я говорю совершенно серьезно.

Она улыбнулась.

— Если вам этого хочется, можно договориться.