Рышард Клысь - «Какаду»

За завтраком Гертруда, тронутая жалким видом Вильяма, начала его уговаривать:

— Съешь что-нибудь. Тебе наверняка станет лучше…

— Нет. Не могу даже смотреть на еду.

— И все-таки поешь, — настаивала она. — Если пойдешь натощак, будешь чувствовать себя еще хуже.

— Нет.

— Ну хорошо. Раз нет, так нет…

Чай он выпил все-таки с удовольствием, принял два порошка от головной боли и сразу встал из-за стола.

— Я постараюсь прийти поскорее, — сказал он хмуро. — И прошу тебя, как только откроешь магазин, возвращайся домой. Продавщицы сами управятся, а ты можешь мне понадобиться.

— Хорошо, Вильям. Сделаю, как ты хочешь…

Немного поколебавшись, он поцеловал ее в лоб, как обычно делал это изо дня в день перед тем, как идти на работу, и поспешил выйти из комнаты, чтобы не поддаться охватившему его волнению.

В городском армейском отделе, размещавшемся в старой готической ратуше, ему тотчас же объяснили, что какая-либо ошибка в излагаемом деле исключена и, вероятно, комиссия, которая прислала ему повестку, руководствовалась другими, более важными, чем у него, соображениями.

— В конце концов, хромота не помешает вам защищать нашу родину, — насмешливо заявил дежурный офицер. — Положение в настоящее время серьезно, но не безнадежно. Судьба страны будет зависеть теперь от поведения всего народа…

«Дерьмо, — подумал с бешенством Вильям. — Дерьмо!» Однако он не осмелился возражать, так как понимал, что это бессмысленно, не говоря уже о возможных осложнениях. Но слова офицера о Германии как о чем-то общем для них обоих возмутили и озадачили его. «Наша отчизна? — удивился он в душе. — Это, значит, чья? Его или моя?» И пришел к выводу, что если бы это могло изменить ситуацию, столь неожиданную для него, то он охотно и без малейших угрызений совести тотчас же отрекся бы от этой отчизны, вспомнившей о нем теперь, когда он понадобился. «На черта им это? — спрашивал он себя с горечью. — Рейх и так мало-помалу превращается в кучу мусора. Стоит ли жертвовать еще чем-то? Так или иначе нас ничто не спасет от поражения». Но тут он решил не думать об этом, поняв, что совершенно бессилен и не сумеет повлиять на события, которые его ждут.

Офицер молча заполнял предназначенные для него документы, закончив, подал их ему через деревянный барьер и сказал с недовольной миной:

— Прошу расписаться в получении.

Вильям Хольт поспешно расписался на подсунутом листке.

— Прекрасно, — буркнул офицер и тут же добавил — А предателей мы сумеем призвать к порядку…

Хольт, опешив, смотрел на офицера и чувствовал, что кровь начинает понемногу приливать к лицу. Он быстро отвернулся, а потом смущенно спросил:

— А почему вы мне это говорите?

— А кому же я должен говорить?

— Я ведь ничего плохого не сделал.

— А кто вам сказал, что вы сделали что-то плохое?

— Вы говорили о предателях.

— Совершенно верно. А вы что, другого мнения?

— Конечно. Я не заслужил этого. Я всегда был преданным гражданином…

Офицер изучающе посмотрел на него.

— Кажется, вы приняли это на свой счет?

— Да. В комнате ведь никого больше нет. Только мы двое…

— Ах, вы, оказывается, не в курсе?

Хольт молчал, не зная, что ответить.

— У вас есть, наверное, дома радио? — спросил, не дождавшись ответа, офицер.

— Да.

— И вы не слышали сообщений?

— Когда? — спросил Хольт осторожно, не понимая, что тот имеет в виду.

— Сегодня утром.

— Нет, — ответил он. — Я не слышал.

— Тогда зачем держите его в доме?

— Что?

— Радио!

— Я был в отъезде, — солгал он.

Офицер присматривался к нему с подозрением.

— Не знаете, что вчера пытались совершить покушение на жизнь фюрера?

— Я был в отъезде, — сказал Хольт. — Я ничего не знаю.

Офицер поднялся со стула, подошел к деревянному барьеру, за которым стоял Вильям Хольт, вытянул из кармана пачку сигарет и угостил его. Закурили, и тогда офицер сказал доверительным тоном, словно выдавал ему тайну исключительной важности:

— В главной ставке фюрера группа предателей подложила бомбу с часовым механизмом.

— Не может быть!

— Я вам говорю…

— Бомба взорвалась?

— Взорвалась под столом, за которым сидел фюрер.

— Это ужасно.

— Эти мерзавцы подготовили все по первому классу…

«Жаль, что эта бомба его не убила, — подумал Хольт. — Надо было его убить».

— Надеюсь, она не причинила вреда фюреру?

— Вы угадали, — сказал с оживлением офицер. — Помещение главной ставки было совершенно разрушено, но на фюрере нет даже малейшей царапинки…