Карлос Сафон - Тень ветра

— Сколько ни перечитывай, правдой это не станет, — произнес я.

Отец поднял голову и сурово посмотрел на меня:

— Ты знал эту женщину? Нурию Монфорт?

— Раза два говорил с ней.

Лицо Нурии Монфорт встало перед глазами, и меня затошнило от собственной неискренности. Я продолжал ощущать ее запах, касание ее губ, видеть ее аккуратный стол, ее грустный и мудрый взгляд. «Раза два».

— О чем ты с ней говорил? Что между вами общего?

— Она была знакома с Хулианом Караксом, я спрашивал, что она о нем помнит. Вот и все. Ее отец — Исаак, хранитель Кладбища Забытых Книг, он дал мне ее адрес.

— Фермин ее знал?

— Нет.

— Уверен?

— Как ты можешь сомневаться в нем и верить этим бредням? Фермин о ней знал только то, что я рассказывал.

— Поэтому следил за ней?

— Да.

— По твоей просьбе?

Я не ответил. Отец вздохнул.

— Папа, ты не понимаешь…

— Разумеется. Ни тебя, ни Фермина, ни…

— Папа, насколько мы знаем Фермина, это совершенно невозможно.

— А знаем ли мы его? Получается, что даже его настоящее имя нам неизвестно.

— Ты ошибаешься на его счет.

— Нет, Даниель. Это ты ошибаешься, и во многом! Кто позволял тебе вмешиваться в жизнь других людей?!

— Я имею право говорить с кем хочу.

— Наверняка ты считаешь, что имеешь право не думать о последствиях.

— Ты хочешь сказать, что я виноват в смерти этой женщины?

— У этой женщины, как ты ее называешь, были имя и фамилия, и ты ее знал.

— Об этом мне напоминать не нужно, — сказал я со слезами на глазах.

Отец смотрел на меня, грустно качая головой.

— Боже мой, подумать страшно, как там бедный Исаак! — пробормотал он, обращаясь сам к себе.

— Я не виноват в ее смерти! — еле слышно проговорил я, надеясь, что, если буду повторять это достаточно часто, сам в это поверю.

Отец ушел в подсобку, сказав:

— Ты сам должен понимать, Даниель, за что ты в ответе, а за что нет! Иногда я уже не знаю, кто ты таков.

Я схватил плащ и выскочил на улицу, под дождь, туда, где никто меня не знал и никто не мог заглянуть мне в душу.

Под ледяным ливнем я шел, сам не зная куда. Перед моими опущенными глазами стоял образ бездыханной Нурии Монфорт на холодном мраморном столе, с телом, исколотым ножом. Город растворялся в дожде, на перекрестке улицы Фонтанелла я даже не посмотрел на светофор. Почувствовав тугой удар воздуха, я развернулся и увидел стену из металла и света, которая неслась на меня с огромной скоростью. В последний момент какой-то прохожий рванул меня назад и буквально вытащил из-под автобуса. Перед глазами у меня, едва ли не в сантиметре от моего лица, пронесся сверкающий бок чудовища; верная смерть, разминувшаяся со мной на долю секунды. Когда я осознал, что произошло, прохожий, который спас мне жизнь, уже удалялся по переходу: серый силуэт в плаще. Я не мог ни двигаться, ни даже дышать, а мой спаситель остановился на другой стороне улицы и смотрел на меня сквозь пелену дождя. Это был все тот же третий полицейский, Паласиос. Поток машин скрыл его от меня, а когда дорога очистилась, агент Паласиос уже исчез.

Не в силах больше ждать, я пришел к дому Беа. Мне необходимо было вспомнить то хорошее, что было в моей жизни, то, что исходило от нее. Бегом преодолев все пролеты лестницы и задохнувшись, я остановился перед дверью Агиларов. Трижды сильно ударив дверным молотком, я собрался с духом, откинул волосы со лба и вдруг осознал, что промок до костей. Но дело сделано. Если откроет сеньор Агилар с намерением переломать мне ноги или расквасить физиономию — что ж, чем раньше, тем лучше. Я ударил еще раз и наконец услышал за дверью шаги. Кто-то подозрительно глянул на меня через глазок.

— Кто там?

Это был голос Сесилии, одной из горничных Агиларов.

— Даниель Семпере, Сесилия.

Глазок закрылся, и послышался звук открывающихся замков и засовов на входной двери, которая, наконец, распахнулась, и на пороге возникла Сесилия, в чепчике и форменном платье, с подсвечником в руках. Судя по ее напуганному виду, я выглядел так, что краше в гроб кладут.

— Добрый вечер, Сесилия. Беа дома?

Она непонимающе на меня уставилась, потому что, согласно правилам, принятым в этом доме, мой приход ассоциировался у нее исключительно с Томасом, старым другом и школьным товарищем, да и то это давно уже стало нечастым событием.

— Сеньориты Беатрис нет…

— Она вышла?

Сесилия, воплощение ужаса, навеки пришитое к фартуку, кивнула.

— Ты знаешь, когда она вернется? Горничная пожала плечами.