Людмила Бояджиева: Пожиратели логоса

«Ваша ванна готова. Температура воды — 36,5 градуса…» — с интимным придыханием сообщил компьютер Джакузи.

На рассвете у виллы мисс Дженкинс стояли машины, доставившие к месту загадочного происшествия специалистов из разных департаментов. Техники распилили автогеном унитаз и трубы, но так и не обнаружили брюшную полость и грудную клетку погибшей. Ноги и голова, отсеченные от пропавшего туловища лежали на пластиковых носилках в блицах фотосъемки… В холле первого этажа врач оказывал помощь находящемуся в шоке Дилану. Примчавшись на свидание, он обнаружил нелепые останки возлюбленной. Ему хватило сил лишь на то, что бы позвонить в полицию. Полицейские вызвали на место необычного происшествия более компетентных специалистов.

Несколько весьма важных мужчин переговаривались в кабинете опасливым шепотом. Если бы кто-то рискнул подслушать происходившую беседу, то непременно заполучил нервный стресс.

— Итак, ОНИ не собираются успокаиваться. Демонстративная акция перед самым Рождеством! Нам брошен вызов, — сообщил самый пожилой и мрачный, судя по вечернему костюму прибывший прямо с затянувшегося банкета.

— Вызов, на который мы не можем ответить, — скептически заметил явно обеспокоенный случившимся толстяк с признаками внезапного пробуждения красные глаза, косо повязанный галстук.

— Без паники, господа. Пока ещё не конец света. Работаем по известной схеме. И чтобы ни одного комариного писка, вы поняли — ни единого звука не просочилось из этих стен, — обвел присутствующих холодными глазами молодой, бледный, жилистый. Выглядевший безупречно, словно явившаяся для представления из ящика марионетка. — Бойфренд пострадавшей Дилан Бредштайн, похоже, лишился рассудка после сегодняшней ночи. Во всяком случае, для бедняги это был бы самый удачный выход. Проследите, что бы мои слова оказались пророческими…

…Квартал престижного пригорода Нью-Йорка ещё не проснулся и все ещё светились в призрачном тумане пестрые огни скорого праздника. Совещавшиеся в кабинете мужчины выполнят условие секретности: мистер Бредштайн не разгласит увиденное, короткое сообщение о скоропостижной кончине некой Лоран Дженкинс не нарушит покоя граждан, и тем более — не потрясет мир. А торжество встречи Нового года пройдет без неё и причем — совсем, совсем неплохо.

Плохой выдался февраль в столице России — гнилой, слякотный, он с отвращением исторгал отрыжку уходящей зимы. В короткие часы едва проглядывающего дня свистел очумевший ветер, изрыгая нечто мокрое и холодное в злом упоении бесноватого. Нависшие небеса обрушивали все новые порции осадков на промерзший город, оплевывая с особым смаком лица, витрины, стекла машин — все, что претендовало на торжественность и значительность. Чавкало под ногами и шинами липкое месиво, вздымались из-под колес бразды ржавой грязи, лиловые носы прохожих набрякли влагой как поролоновые картофелины плачущего клоуна, поникли мокрые меха, увяли хризантемы в утепленных киосках и все без исключения торгующие в уличных условиях граждане были похожи на выгнанных из барских хором сироток.

К ночи примораживало, цветной неон заливал изломанную льдистую корку цирковым веселым блеском. Свистопляска метели внезапно унималась, воздух становился покойным, прозрачным, открывая перспективы опустевших улиц и белый тонкий саван легчайшего снега торжественно покрывал следы недавнего мракобесия.

Четко и аккуратно выписывались в сонной пустоте строения, дворики, крыши переулков исторического центра, над которыми возвышался Отель, равнодушно светясь на все четыре стороны интимно зашторенными окнами. Мрамор лестниц под бронзовым козырьком, золотые блики на галунах швейцара и поручнях, надежная непроницаемость зеркальных толстых стекол — комфорт и покой для избранных. Но в самом «доме» погода образовалась скверная и сейчас для заспанных, встревоженных людей это было важнее всего — как в популярной песне. И каждый знал, что исправить случившееся или просто замять его не поможет ни зонт, ни мощные средства разных там «охранных органов» самого могущественного уровня.

Выезжая на место происшествия в один из самых роскошных отелей столицы, полковник Очин уже знал, что ему предстояло увидеть и опасность низвергнуть на лоснящийся велюр «мерса» недавно проглоченный ужин спугнула вяло формировавшуюся версию. Он стал активно думать о майском отпуске в Сочи, о море, розарии, никогда особо не восхищавшем, о раздражавших духах жены, применявшей парфюмерию с интенсивностью газовой атаки. Но сейчас воспоминания эти действовали подобно нюхательной соли на нервных дам далекого прошлого и спасаясь ими от дурноты полковник вошел в бронзовый лифт, сопровождаемый молчаливым помощником.