Галина Лифшиц - До свадьбы доживет

– Ну что с тобой, шлюшкой, делать? Под монастырь подводишь. Но не отказывать же дочери.

И насиловал ее в машине.

Она стремительно худела. У нее пахло изо рта от голода. Его ничего не отталкивало, ничего! У нее даже месячные исчезли от истощения. Она читала про анорексию все и знала, что это бывает. И радовалась этом, надеясь, что скоро умрет. Без самоубийства, сама собой.

В последние месяцы ей становилось все хуже и хуже, а «папа» вдруг заговорил о разводе с матерью и женитьбе на ней, Василисе.

– Исполнится тебе шестнадцать, разведусь, и мы поженимся. Хватит с этой старой коровой жить. Дождемся своего счастья, да? Ты же этого хочешь?

Что ей оставалось делать? Она кивала, – молча, но кивала, парализованная ужасом. Она понимала, что он ненормальный, самый настоящий псих, способный на все, и верила тому, что повсюду камеры, которые следят за ней, ее матерью и даже соседями.

Наконец, она поняла, что не может больше жить по-прежнему. Настал какой-то предел ее мучений. Ей стало совсем все равно, что с ней будет. Маму только было жалко. Но чем дальше, тем меньше. Потому что мама должна была что-то понять, что-то заподозрить! В общем, Василиса решила убить насильника. Она знала, как это сделает. Вот он приедет за ней в изостудию. Остальные кружки летом не работали, а изостудия закрывалась только в конце июня, после выставки работ учащихся. Он приедет, припаркуется, потом пойдет на набережную и будет там ее ждать с букетом цветов. Она знала, куда должна идти: маршрут, повторявшийся многократно. Он все обставлял, как свидание влюбленной парочки. Мужчина с букетом, приближающаяся к нему юная девушка.

– Ну, вот и встретились! Говори!

– Я люблю тебя, я хочу тебя.

После этих слов он лез к ней целоваться, лез под юбку. Вот в этот момент и собиралась девочка пырнуть его ножом. Не один раз пырнуть, а ударять много-много раз, пока гад не свалится замертво.

Она взяла с собой на занятия самый большой кухонный нож. Положила в папку и пообещала себе, что осуществит задуманное. Наберется мужества и осуществит. И вот она опять, эта проклятая набережная, место ее унижений, позора и страданий. «Пусть он сдохнет здесь!» – повторяла Василиса, приближаясь к мужчине у парапета.

– Ну? – сказал он.

И в этот момент она поняла, что не сможет вытащить нож. Нет, не потому, что боялась его зарезать, она только о том и мечтала. Но она не взяла нож в руку заранее и не продумала, как станет доставать его из папки. Внезапность не удастся. Он просто вывернет ее руку и отнимет нож. И больше момента не представится. Но она твердо пообещала себе, что это ее последнее «свидание». Поэтому не стала говорить ему привычное «люблю-хочу», а неожиданно рванулась от него прямо под колеса проезжающей машины. Пусть там, на небесах, расправляются с ее душой, как посчитают нужным. Она больше не может, и все тут.

Счет шел на доли секунд. Но она так отчетливо помнила каждое мгновение, что ей казалось, все происходило долго-долго, как в очень страшном сне. Машина, под которую Василиса бросилась, резко вильнула, не задев ее. Удар пришелся на отчима, который бросился за бунтовщицей. Василиса слышала удар, визг тормозов, но бежала, ни разу не оглянувшись. Она вернулась к крыльцу изостудии. Села на скамеечку у подъезда. Решила, что отдышится, достанет нож и будет ждать, когда к ней подойдет ее мучитель. Она даже надеяться боялась, что страдания ее закончились. Может, машина его слегка задела, но он обязательно приползет за ней. И тогда она его прикончит.

– Ты чего тут все сидишь? – спросила их руководительница, выходя из подъезда, – Папу ждешь?

– Да, – бездумно подтвердила девочка.

– Что-то он припозднился. Все ушли давно. Может, случилось что? Ты звонить ему не пробовала?

– Нет пока. Жду, – отвечала Василиса.

У нее кружилась голова, ее тошнило, но при этом она хотела, чтобы участливая женщина поскорее ушла, иначе не получится прирезать гада.

– А ты ему позвони, – посоветовала руководительница.

Пришлось достать телефон и набрать «папу Женю».

– Никто не отвечает, – сообщила девочка.

– Странно. Очень странно. Хотя – всякое бывает. Что же теперь делать? Хочешь, я подвезу тебя? Папа взрослый, сам разберется, а тебе незачем тут сидеть одной в темноте.

Что оставалось делать? Василиса покорно полезла в машину и через десять минут была уже дома. Она понимала, что если мучитель не приполз до сих пор, значит, с ним действительно случилось что-то достаточно серьезное. И все равно боялась. Боялась рассказать матери о своем ужасе, боялась камер, о которых он каждый раз напоминал, боялась его возвращения и мести им обеим.