Мун Ли - Наш испорченный герой. Встреча с братом

В январе этого года профессор Лю приехал по приглашению родственников в Сеул. При встрече он сразу сообщил мне страшное известие:

— Мне очень тяжело вам это говорить, но я узнал, что ваш отец умер прошлым летом. Господин Ким сообщил мне об этом только недавно. Жена Кима болела несколько месяцев, и потому ваше дело затормозилось. А потом ему стало так совестно, что по его вине вы потеряли последний шанс встретить отца, что он стал избегать меня. И похоже, что он потратил все деньги, что вы ему дали, на поездки в Северную Корею, пытаясь узнать, где жил ваш отец.

Потом он сделал новое предложение — не знаю, была ли эта идея его собственной или Кима:

— Господин Ким, конечно, понимает, что деньги надо вернуть, раз теперь выполнить условия вашего договора нельзя. И это сильно его беспокоит — где же он найдёт такую сумму? Но есть такая мысль: а что, если вместо отца вы встретитесь с одним из ваших братьев? Ведь у вас их несколько там, на Севере.

Честно говоря, это предложение тогда меня не слишком заинтересовало. Наверное, потому, что я был в тот момент совершенно опустошён. Полвека любви, ненависти, надежд и разочарований вдруг испарилось в одну секунду. Как осознать, что предмет моих надежд и обид, который преследовал меня со времён юности и вплоть до сего дня, — вдруг исчез мгновенно, как порыв ветра? Я знал, что отец стар, и потому спешил увидеться с ним. Но осознать, что его больше нет, я не мог — наверное, потому, что в моей памяти он всегда оставался тридцатипятилетним.

Я ничего не ответил профессору Лю. Вернувшись домой, я продолжал думать только о смерти отца. Мне надо было принять много решений в связи с его смертью — начиная с того, говорить или не говорить об этом матери, и заканчивая традиционными ритуалами, которых требовала смерть отца от меня как от старшего сына.

Мать ни разу не произнесла имени отца с того самого момента, когда узнала в середине восьмидесятых, что у него в КНДР есть вторая жена и целых пять детей. По-видимому, она восприняла это как предательство, поскольку сама она с тридцати трёх лет, после побега отца на Север, хранила ему верность и посвятила себя полностью воспитанию нас, трёх детей. Как же сказать ей о его смерти?

Я не знал также, как быть с церемониями, которые мне следовало исполнить как старшему сыну. Следовало ли установить в храме предков портрет отца в особой нише? Надо ли было носить траур, хоть бы и с опозданием? Как отметить конец периода траура? Отмечать ли годовщины его смерти впоследствии? И где следовало заказать заупокойную службу — в буддийском храме или в христианской церкви? И следует ли сообщить властям о его смерти? И должен ли я сообщить совету нашего клана, который сейчас готовит новую генеалогическую книгу по нашей ветви? Или подождать, пока наступят более либеральные времена, чтобы моих братьев и сестёр из КНДР тоже включили в эту книгу? Ни одного из этих вопросов я не мог решить. У меня не могло быть стопроцентной уверенности даже в самом факте смерти отца, не говоря об её обстоятельствах и точной дате, — и при этих условиях кому я мог объявить о ней, не говоря уже о церемониях?

Конечно, надо было, по крайней мере, сказать матери. Но у мамы с начала зимы стали появляться симптомы болезни Альцгеймера, и неизвестно, какие последствия могло иметь такое шокирующее известие. Мне следовало узнать точнее об обстоятельствах смерти, чтобы что-то предпринять. И, осознав это, я стал всерьёз задумываться о предложении профессора Лю.

До того времени братья на Севере представлялись мне смутно — как некие абстрактные существа, которых я, может быть, встречу, если страна всё-таки когда-нибудь воссоединится. Но теперь по крайней мере одного из них мне предстояло увидеть во плоти. Я сказал профессору Лю, что хотел бы увидеть брата, и месяца через два получил письмо от господина Кима, в котором он при помощи шифра просил меня приехать в Яньцзи к определённому времени. Была середина семестра, но я без колебаний поспешил заказать билет. При этом оказалось, что, несмотря на установление дипломатических отношений, получить индивидуальную визу в Китай было совсем не просто. Более того, встреча с северным корейцем оставалась рискованным делом, поскольку враждебность двух стран нарастала, и я мог быть обвинён в тайных контактах с врагом. Мне пришлось отказаться от индивидуальной поездки и присоединиться к семидневному туру, который включал остановку в Яньцзи на пути к горе Пэктусан. День приезда туда точно совпадал с назначенной мне датой, так что я покинул Сеул как член туристической группы.