В таком мире Сок Дэ, без сомнения, снова стал бы старостой. Старостой класса, где он сам бы решал, у кого какой рейтинг по успеваемости и по силе, и где ценности и удовольствия распределялись бы так, как он хотел. Мне иногда снилось, что я снова попал в этот класс и стал приближённым Сок Дэ, как в детстве, и, когда я просыпался, мне было жаль, что это только сон.
Но, к счастью, настоящий мир был всё-таки не совсем похож на наш старый класс, в нём оставались кое-где места, в которых я мог применить свои знания, полученные в колледже. Таким местом для меня стал частный университет. Конечно, мне не сразу удалось привыкнуть к преподаванию, которым я раньше не занимался, но всё же у меня появился доход, достаточный, чтобы кормить семью. А всего через несколько месяцев жизнь улучшилась настолько, что я начал потихоньку мечтать о собственном доме.
Но мысль о том, что Сок Дэ, наверное, теперь царь и бог, продолжала преследовать меня и даже поддерживалась известиями, которые я иногда получал от бывших одноклассников:
— Ну, Сок Дэ стал большим человеком! Я тут видел его: проехал мимо меня на здоровой чёрной машине с шофёром. И лицо такое надменное.
— А я тут как-то пригласил пару старых друзей на выпивку и зашёл разговор про Ом Сок Дэ. Они говорят, что видели, как он в центре города с двумя какими-то молодыми парнями кутил и чуть не всю улицу закидал деньгами.
Ребята говорили с восхищением в голосе, но у меня было чувство, что они его нарочно принижают. Ом Сок Дэ не мог быть таким суетным. Если бы он превратился просто в вульгарного нувориша, то это лишило бы и меня надежды исправить мою несчастную жизнь. Нет, наш Сок Дэ не стал бы повсюду выставлять на вид своё богатство и власть. Он должен быть не видим глазу, но держать в руках все нити управления классом, и если бы я оставил свободу и разум, то он призвал бы меня к себе и сделал своей правой рукой. И я бы начал использовать свои способности ему во благо, а он бы ничего для меня не пожалел.
Случилось так, что я всё-таки встретил Ом Сок Дэ. Это было прошлым летом. У меня появилось несколько свободных дней перед приёмными экзаменами в университете, и я повёз жену и детей в Канунг. Поскольку эти дни были всё равно что отпуск, то я не собирался экономить деньги. Однако на вокзале выяснилось, что все билеты на комфортабельный скоростной поезд проданы, и пришлось добираться на плохом. Мы с женой держали каждый на коленях по ребенку: дети были ещё совсем малы, им не полагалось отдельного билета. Дети капризничали, в проходе толпились люди, а кондиционер не работал. Приехав в Канунг, мы сошли с поезда и направились к выходу. И тут я услышал позади себя знакомый голос:
— Пустите! Пусти, кому говорю!
Я непроизвольно оглянулся и увидел, что кричал здоровый мужик, которого держали за руки двое — видимо, полицейские в штатском. Он пытался вырваться. Одет он был в бежевый костюм с приличным коричневым галстуком, но левый рукав был оторван в драке. Глаза были прикрыты темными очками, но лицо показалось мне до странности знакомым.
— Можешь дёргаться, сколько хочешь, тебе ничего не поможет, — сказал ему один из полицейских. — Все выходы на вокзале перекрыты, ты в мышеловке.
И он стал отцеплять от пояса пару блестящих наручников. Увидев их, схваченный рванулся изо всех сил.
— Секки ! Ты что, не понял? — Второй полицейский размахнулся и ударил его в челюсть.
Очки слетели, и я увидел его лицо. Это был Ом Сок Дэ. Прошло почти тридцать лет, но мне хватило одного взгляда, чтобы узнать этот хищный нос, прямой подбородок и блестящие глаза.
Я зажмурился, как будто увидел что-то жуткое. И перед моим внутренним взором предстала картина двадцатишестилетней давности: Сок Дэ стоит на коленях у доски, подняв руки вверх. В нём не было никакой трагической красоты павшего героя: он был таким же ничтожеством, как все мы.
— Что с тобой? — озабоченно спросила жена, потянув меня за рукав. Она, очевидно, совершенно не понимала, что со мной происходит.
Я открыл глаза и снова посмотрел на Сок Дэ. Его уже тащили прочь, и он вытирал кровь вокруг разбитого рта скованными руками. Он взглянул на меня, проходя мимо, но, похоже, не узнал.
Ночью, когда жена и дети заснули, я пил почти до утра и под утро даже уронил пару слезинок. Но о чём я плакал — о себе или о нём, или от чувства освобождения, или от нового приступа пессимизма, — я и сам не знаю.
Похоже, что мой брат не смог приехать не потому, что у него что-то случилось, а потому, что он так и не смог договориться с господином Кимом. Господин Ким долго извинялся за то, что вот уже второй раз он не держит слова, и всё время повторял, что дело сложное, очень сложное, таким сложным делом ему приходится заниматься впервые в жизни. Вид у него был смущённый, он то и дело краснел, ёрзал, как провинившийся ребёнок, и, глядя на него, я убеждался, что он меня не обманывает.
Читать дальше