Олег Сенцов - Купите книгу — она смешная

Не дождавшись отведенного полугода на эксперимент, конгрессмены практически единогласно, особенно учитывая тот факт, что те, кого мы бомбили, уже полгода никак не сдаются, и наш тамошний военный контингент только тем и занимается, что шлет на родину завернутые во флаги ящики, а национальное комьюнити надо чем-то развлекать, расширили «марихуанный» закон на всю страну. Я уже был не в состоянии радоваться такому событию, потому что мне оставалось лишь бегать по пустыне в поисках того таинственного незнакомца и просить внести поправку в мое желание расширить конопляное поле до океана. На что он почти наверняка, учитывая его сарказм, посоветовал бы мне закидывать в океан невод, чтобы поймать золотую рыбку и просить ее растить поле с берега сюда, потому что ему самому надо подзарядиться манной. Во время моей этой смутной радости, сидении на ступеньках лестницы и внимательного изучения трещинок в цементе через трещинки в глазах неожиданно вернулся Джим.

— Ты плохо выглядишь, — бросил он мне мимоходом, входя в мои хоромы и усаживаясь в кресло с таким видом, будто бы он не пропадал где-то целый год, а только что выходил в туалет пописать, да и то передумал и вернулся с полдороги. Я прошел за Джимом в комнату и застыл, как был — в мятых трусах и особенно мятой рубашке, с пустым стаканом в руке, который оказался очень кстати и помогал мне балансировать на месте, не падая. Я не мог ровным счетом ничего вымолвить. Пытался кривым — у меня тоже ничего не получилось. Не получилось бы и у вас! Представьте, что к вам сейчас бы зашел Элвис в костюме от Далай-Ламы и спросил: «Как дела?» Но за ним еще бы тащился при этом хвост ящерицы. А? Каково? Представляете, как было мне? Но вы на своем месте и ничего не представляете, а просто читаете эту книгу, сидя в сортире, и ржете, а мне тут за всех приходится отдуваться.

Джим отряхнул свои лохмотья от песка и пыли, и мне показалось, что вместе с ними отлетают и куски истлевшей ткани. Сказать вам определенно, во что он был одет и можно ли это назвать одеждой, я вам не могу, так как не специалист. Джим попросил меня садиться, и я повиновался, сев прямо на пол. Джим, видя, что я в ступоре, спросил у стен разрешения принять душ, получил их немое согласие и поплелся в ванную. Я тихонечко пошел за ним, проверить, не привидение ли пришло меня проведать. Клянусь вам, что никогда до этого и никогда после я не подглядывал за голым моющимся мужчиной в душе. Только за молоденькими женщинами и достаточно зрелыми девочками. Но тогда, в тот день, я испытал от этого процесса какие-то неоднозначные чувства, как от вида голой мамы, например. Но когда Джим, наконец, вышел, отфыркивающийся и завернутый в полотенце, я не выдержал, обнял его и захлюпал: «Джим, Джимми… ты вернулся… я так рад…»

Ближе к ужину я уже перестал щупать Джима, и мы снова превратились в старых друзей, без этой скользкой и липкой приставки «близкие». Признаюсь, что за последний год я довольно редко думал о Джиме. Я вообще довольно редко думаю, предпочитая действовать, а в отсутствие Джима мне это удавалось особенно хорошо. Я знал, что он где-то там путешествует и до меня доходила кое-какая молва, но я мало верил в нее, точнее, никак не мог совместить моего Джима с легендами о том человеке, которого многие называли Набии. И вот Джим сидел передо мной, пил чай и рассказывал потихоньку о своем путешествии, и постепенно, очень постепенно эти два человека для меня соединялись в одном и под конец разговора они окончательно соединились, но я к тому времени уже не понимал кто сидит передо мной…

Записана Биллом Джонсоном и рассказанная самим Джимом Гаррисоном Биллу Джонсону и записанная им по памяти со всеми соответствующими пробелами, слабыми проблесками на правду, собственными домыслами и фантазиями.

Будет печататься в полном объеме в следующем издании, если поднимут тариф за печатный символ для бедствующего автора.

В двух словах: «Ходил я, ходил. Говорил я, говорил. А они слушали. Кто-то падал на колени, остальные ходили за мной. Насилу вот оторвался, износил рубаху, у тебя есть новая, у нас ведь вроде раньше был один размер?»

С этими словами Джим похлопал меня по незаметно выросшему для меня самого за год пузу. Я начал рыться в своем гардеробе, пытаясь нарядить Джима. Он кое-что примерил, но потом от всего отказался, сказав, что в здешнем климате намного удобнее свободная одежда — нашел самую широкую мою простыню, белую, всю в мелких розовых поросятах, завернулся в нее и стал мне очень сильно кого-то напоминать…