Агнес Раватн - Птичий суд

– Конечно, Аллис.

Я накрыла себе напротив него. Вот так, пришло мне в голову, она была права, я начинала «въедаться» в него. Она всегда оказывалась права.

Это был первый раз, когда мы ужинали вместе, во всяком случае, в доме. Мы ели рыбу и сосиски на улице, но сейчас была формальная ситуация, обычай, ужин за столом. Мужчина, сидящий напротив меня, размышляла я, разве он в горе? Да, конечно, так и есть, он шокирован. Замешательство и плохая память – все как по-писаному. Могло ли это быть правдой, она долго болела? Он почти не выходил из дома, пока я жила тут, с апреля он ездил в город, наверное, всего четыре раза.

– Очень вкусно. Что это?

– Это сайда.

– Из магазина?

Я кивнула.

Мы продолжили есть молча. Не стуча вилкой, я изо всех сил старалась дать ему понять, что я все еще здесь, если он забыл. Он медленно ел рыбу, нанизывая ее на маленькую вилку своей большой рукой, запивая глотками воды. Черные волосы лоснились, подбородок в жиру, короткая борода – он не брился с тех пор, как вернулся домой. Я не представляла, как спросить у него обо всем, наверное, лучше сделать это после ужина. Еда в его тарелке уменьшалась, но я так и не придумала, как задать вопрос.

Наконец он встал.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Я должна была сказать. Сделала глубокий вдох.

– Сигурд…

Он повернулся.

– Да?

– Будете кофе?

– Да, спасибо. Через полчаса?

– Хорошо, через полчаса.

Я выдохнула про себя. Подумала, что можно позвонить в справочную, что должен быть тот или иной государственный орган, где могут сказать, что человек умер. Нет, я не могла этого сделать. Газеты, сообщения о смерти. Если похороны были в пятницу, объявление могли напечатать в понедельник или во вторник. Нет, прервала я себя снова, мне нельзя в это вмешиваться.

Когда мы сели за стол, взяв себе по чашке кофе, я все же решилась и сказала вслух то, что думаю.

– Продавщица в магазине, – начала я. Мой голос казался мне чужим.

– Что-что?

– Вы хорошо ее знаете?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Знаю ли я хорошо продавщицу? Нет, отнюдь.

– Ну ладно.

– А что такое?

Как мне передать это? Я постаралась вспомнить ее точные слова. Перевела дыхание.

– В последнее время она стала говорить мне странные вещи.

Его серые глаза уставились на меня.

– Что еще за вещи?

– Все началось с того, – я сглотнула, – что мне нужно было приклеить стикер со своим именем на ваш почтовый ящик, потому что…

– Что вы сказали?

Он отставил от себя чашку.

– Потому что мама получила много моих писем, и ей нужно было переслать их мне.

– Вы добавили свое имя на мой почтовый ящик? Когда вы это сделали?

– Пока вас не было. Несколько недель назад.

Он промолчал.

– Это было всего на один день или, может быть, на два.

– Что она вам говорила?

– Странные вещи…

– Какие же?

– Кажется, она хочет выбить меня из колеи, напугать.

– Что она говорит?

Я выдохнула.

– Ваша жена умерла?

Он встал.

– Вы не можете просто уйти.

Он остался, казалось, будто он прибит к полу.

– Сигурд…

– Да, она умерла.

Произнеся это, он выпрямился и посмотрел прямо на меня.

– Да, она мертва.

Я почувствовала, как что-то во мне обрушилось, а что-то поднялось.

– Давно?

Я постаралась сказать это как можно тише и мягче.

– Когда я уезжал надолго.

Он не смотрел на меня, зафиксировав взгляд в пустоту перед собой. Я не хотела говорить слишком много, дав ему возможность выбрать, хочет ли он продолжить.

– Соболезную.

Он сел обратно на стул, боком, отвернувшись от меня.

– Спасибо. Эта продавщица говорила что-нибудь еще?

– Да нет, ничего особенного.

Его взгляд стал пустым.

– Ваша жена болела?

– Ну конечно, а как еще?

Он произнес это с такой враждебностью, что я не посмела расспрашивать дальше. Я продолжала сидеть, не прикасаясь к своему кофе, боясь показаться неуважительной. Я хотела сказать «сочувствую вам», но это было бы просто глупо. Он не показывал, что хочет продолжить разговор, но оставался сидеть.

– В пятницу вы пришли с похорон?

– Да.

Он был таким странным в тот день, когда спал у меня на полу, но в то же время у нас никогда не было разговора лучше, чем тогда.

– Извините меня за это.

– Вам не за что извиняться.

– Нет, нет.

Он не был восприимчив. Все нормально, я его понимала. Но почему не было никакого знака, заболела ли она в своем долгом отъезде или это случилось неожиданно? Все эти вещи в запертой комнате на втором этаже, она ведь уже давно тут не жила. Так мы сидели долго, ничего не говоря. Я была рада, что он не ушел.