Невысокий, возрастом под шестьдесят, о нем известно было, что закончил, как положено, юрфак Ленинградского университета, в восьмидесятые работал на каком-то важном заводе – юристом, а понятно ведь, какие на этих заводах юристы. Дальше занимался каким-то бизнесом, и по этому поводу было тоже много всяких слухов, в которых звучало и «чечены», и «тамбовские», но с двухтысячного года – тут уже без слухов, Иванов он и есть Иванов, большой человек.
И этот большой человек тряс теперь руки встречающим – ах здравствуйте, ах здравствуйте, да чего же это вы здесь выстроились, у нас же все по-простому, ну что же вы в самом деле.
Сел в машину к Сороке, поехали в город. Губернатор предлагал обедать, времени было девять утра, но никто не возражал – обедать так обедать.
После обеда Иванов уехал уже с губернатором, а Башлачев с Сорокой решили пройтись пешком – обоим было не по себе, обоим не хотелось одиночества. Шли куда-то переулками, молчали, Башлачев не выдержал первый:
– Что происходит-то?
– Не понимаю, – равнодушно ответил Сорока. – Не понимаю.
Впечатления разговор с Ивановым не произвел на них обоих вообще никакого. Разгромов гость никому не учинял и не ругался, даже когда сообщил, что «прибыл с полномочиями» нарочно уточнил, что «вплоть до войсковой операции», чтобы никто не подумал, что полномочия – это обязательно отставки. Это была хорошая новость, но больше новостей не было вообще. Расследованием Иванов не интересовался в принципе, спросил только, сколько задержанных и что за люди – Башлачев доложил, что пока только двое, между собой, скорее всего, не связаны, экстремист Щукин и безработный Помазкин, недавно уволенный из милиции за пьянство. Иванов спросил, объявляла ли о пьянстве пресс-служба. Когда узнал, что не успели, обрадовался и попросил вообще о задержании Помазкина ничего нигде не говорить, надо эту новость попридержать. Еще была просьба, которая вообще сбивала с толку – Иванов велел запретить Помазкину бриться. При чем тут бритье? А вы не спрашивайте, вы исполняйте, и дальше беседа стала совсем светская – чем живет регион, какие планы на будущее, какие тревоги. Как будто не знает, какие тут тревоги, кремлевский черт.
– Знаешь, – сказал Башлачев, когда они уже дошагали до высоких дубовых дверей областного УФСБ. – Я почему-то думаю, что нам пиздец.
Сорока ничего не ответил, молча пожал ему руку, исчез за дверями. Милиция у нас думает, ФСБ – знает.
Тем временем на втором этаже областного правительства в малом зале заседаний, временно переоборудованном под ставку Иванова, московский гость сидел за большим вытянутым столом и читал уголовное дело. Конечно, это какой-то водевиль – осиновый кол, мачете, сожженные автомобили, еще Гринберг этот, хоть сейчас иди и снимай сериал. И что со всем этим делать?
Еще раз прочитал протокол допроса Щукина-экстремиста. Бессмысленный юноша, левачок, понятно, что мухи не обидит. Ну написал эту надпись и написал, но ведь даже придумал ее не он, вот же беда. Какие кокарды, какая стрельба?
Тридцать пять лет назад Иванова на юрфаке даже учили заниматься такими делами, и он улыбнулся, представив, как рисует на доске перед потрясенными Сорокой и Башлачевым схему организованной преступной группы, совершившей серию дерзких убийц. Но чтобы была схема, нужна группа, а что группы нет – это он уже видел и понимал. Допустим, первых гаишников и тех патрульных убили одни и те же люди, там все похоже, рабочая гипотеза нормальная. Но гусевское дело – там же и не стреляли, и почерк был совсем другой. У людей огнестрела уже вагон, а они ножом. Не вариант. Значит, это какие-то другие преступники. Гончаренко заколол явно кто-то третий. Кол – Бог бы с ним, но с этим колом на охраняемую дачу еще пролезть надо, а это совсем другой риск, то есть профессионал работал, не лишенный творческой выдумки. Гринберг – что-то вообще классическое криминальное заказное, то есть в деле должен быть кто-то еще – четвертый! И, конечно, можно предположить, что этот же четвертый взорвал Богдана Сергеевича, но при чем тут вообще Богдан Сергеевич, если он уже лет пять работает в альянсе с Госнаркоконтролем, человек крайне договороспособный и порядочный – его-то кто взорвал и зачем?
Вопросы, вопросы. Иванов вздохнул и уткнулся в протокол по Гаврилову – единственное нормальное убийство, в котором и орудие приобщено к делу, и убийца находится под стражей, сфотографированный со всех сторон в момент совершения преступления. Уволен из органов МВД за пьянство, вот же Башлачев артист, а, – Иванов с Башлачевым знаком не был, но заочно знал его очень неплохо по прошлым губернаторским делам и относился к нему с большим уважением. Если все получится, то повысим Башлачева, здесь-то ему делать уже нечего, не его уже уровень.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу