Олег Кашин - Приморские партизаны

Внутри одна бабушка продает иконы и брошюрки, больше никого. Подошел к ней – бабушке, кажется, нет и сорока, очки и платок старят, и полумрак еще этот.

– Скажите, – почему-то Химич начал шепотом. – Батюшка на месте? Мне бы с ним поболтать, – и запнулся, неудачное слово попалось, «поболтать».

Бабушка вздохнула, молча куда-то ушла. Химич потоптался у ее конторки, надоело, шагнул в глубь храма к иконам – Серафим, Сергий, Николай Чудотворец, Иоанн Кронштадтский. Сияющие, нарядные, новенькие, ненастоящие.

– Вы чего хотели? – настоятель, очки и черная борода, смотрит внимательно, не зло и не добро – просто смотрит. Химич заволновался.

– Да я и себе объяснить не могу, за этим к вам и пришел, – и улыбнулся, и замолчал.

– В Бога веруешь? – батюшка совсем не удивился тому, что к нему кто-то пришел «поболтать» – если человеку надо, то давай поболтаем, конечно.

– Верую, но не воцерковлен.

– Но не атеист?

– Сейчас понимаю, что нет.

– Сейчас?

– Раньше бы назвал себя атеистом.

– А теперь, значит нет? – батюшка явно обрадовался.

– Теперь нет.

– Это правильно. Атеист – это глупо. Особенно если называешь себя атеистом, а сам не атеист.

– Как я? – Химичу про атеистов было неинтересно, но заданную батюшкой тему он подхватил – своей-то у него не было.

– Как ты, да. Говоришь – был атеистом, а я тебе скажу – не был. Потому что настоящий атеист, если он последователен, обязательно должен покончить самоубийством, понимаешь?

– Нет.

– Потому что нет смысла жить, учиться и бороться, если после смерти только лопух вырастет. Уж лучше сразу в гроб. Но этого не происходит, так? Значит, атеисты не настоящие. Боятся чего-то.

– Боятся расстаться с жизнью, она же одна, другой не будет.

– Одна, и смысла в ней нет. Жизнь атеиста бессмысленна. Поэтому я считаю всех, кто не кончает с собой, религиозными. Даже тех, кто называет себя атеистом.

– Хорошо, я религиозный, мне это важно от вас слышать, – Химич вдруг заволновался, но он и ждал, что будет волноваться в этом разговоре, поэтому не удивился, так и надо. – И люди, в том числе плохие, которые вокруг меня – они тоже религиозные, так?

– Так.

– И вот как мне с ними жить? Хорошо, я неправильно сказал, они не плохие, они просто мне неприятны и даже мне враги. Что мне с ними делать?

– Есть мудрая пословица: с волками жить – по волчьи выть. То есть оказался среди волков – будь как волк, оказался среди тараканов – ползай как таракан. А у нас иначе: среди тараканов или среди волков ты должен быть православным христианином и никем больше, понимаешь?

– Понимаю. Не понимаю, что мне делать.

– Православное христианство – это не витрина вот такого магазинчика, которая должна привлечь людей, и все равно, что с ними дальше будет. Православное христианство – это вещь, которая требует от человека всей его жизни. Человек должен сжечь и комфорт, и уверенность в собственном будущем, и надежду на деньги, и надежду на власть, в том числе собственную. Или Бог, или жизнь.

– Я просто хотел о другом спросить. Вы говорите – Бог или жизнь, хорошо, я согласен, но что это значит на практике? Есть ли у меня право решить, кто имеет право на жизнь, а кто не имеет?

– Знаешь, раньше бы я тебе сказал, что такого права у тебя нет, но сейчас я сам теряюсь, когда задаю себе такой вопрос. Ты слышал, наверное, у нас в области кто-то повадился милиционеров убивать, даже генерала убили, да?

– Слышал, конечно.

– Ну и вот. Я священник, я знаю, что я должен быть за добро и за жизнь, но когда я слышу, как кто-то убил милиционера, я думаю – вот найти бы тебя, подонка, да и зарезать бы. Это было бы по-божески, по справедливости. Потом я, конечно, молюсь, искушение и так далее, но я понимаю: поймал бы этих убийц я – рука бы не дрогнула.

Такого поворота беседы Химич не ожидал, и на этой ноте стоило бы уже закончить разговор и уйти отсюда, потому что понятно уже, что пришел не по адресу, но вежливость требовала довести беседу до какого-то логического завершения. Перешел почти на шепот:

– Но это же немилосердно.

– А знаешь, – батюшка не удивился возражению, контраргумент у него уже был готов, и голос стал стальным: – Знаешь, вот если бы под Бамутом или под Урус-Мартаном мы думали о милосердии – что было бы тогда? Да России бы вообще уже не было.

Догадаться было несложно, но Химич не мог не спросить:

– А вы там были? А кем вы там были?

– Областное УВД, специальный отряд быстрого реагирования. Зам командира, – и как будто извиняясь, совсем другим тоном, – по воспитательной части, по воспитательной.