Марта Кристенсен - Башня на краю света

— А когда ты еще и окна сделаешь и крышу, он станет совсем как настоящий.

Он снисходительно посмотрел на нее, никакой это не дом, это будет крепость, и в ней будут не окна, а бойницы.

— Бойницы? — переспросила она.

— Ага, бойницы, — с удовлетворением подтвердил он. — Здесь можно будет спрятаться и расстреливать всех этих гадов.

Больше ей не случалось попадать так неудачно, и она постаралась выбросить из головы неприятное воспоминание. Интернаты были прекрасны. Светлые, теплые, гостеприимные; огромные просторные комнаты и площадки для игр под высоко раскинувшимся небом — не то что пыльный асфальтовый прямоугольник, на который выходило кухонное окно их квартиры. Просто курорт. В таком месте жить бы да жить.

А Джимми убегал оттуда. Как собачонка, которая, обнюхивая землю, ищет дорогу домой, как бы далеко от дома ее ни занесло, ни на минуту не задумываясь, зачем она рвется домой и от чего отказывается.

Она едва не споткнулась о него однажды в пятницу, спеша домой с сеткой, полной покупок, в одной руке и ключами в другой, задержавшись из-за автобуса, который ходит так нерегулярно, и длиннющей очереди в мясной лавке, думая только о том, как бы скорее сбросить пальто и взяться за готовку: так уж повелось, что по пятницам приходили приятели мужа, они пили пиво и играли в карты, и муж требовал, чтобы им не только было чем подкрепиться, но и чтобы к их приходу она прибралась и в комнате, и на кухне.

На лестнице было полутемно, лампочка, как это частенько случалось, перегорела, и она чуть не налетела на него, он спал, забившись в угол между дверью и стеной.

— Джимми! — воскликнула она, беспокойно топчась перед дверью. — Боже мой, Джимми, неужели ты сбежал?..

Робкая, неуверенная улыбка, которую он попытался изобразить, поднимаясь на ноги, тут же растаяла на дрожащих губах.

— Я не хочу больше там жить, — прошептал он, уставившись в пол. — Не хочу, и все.

— Боже мой, Джимми, — повторяла она и никак не могла отпереть дверь в свою собственную квартиру, тыча ключом куда-то мимо и едва не сломав его, когда наконец удалось попасть в замок, а ключ ни за что не хотел поворачиваться. Но вот в конце концов они очутились в безопасности по ту сторону запертой двери.

— Боже мой, Джимми, что же теперь будет?

— Мне наплевать, — сказал он, но тон его явно противоречил его заявлению. Он стоял в передней, сильно выросший с тех пор, как в последний раз был дома и они купили ему блейзер — теперь он был короток ему в рукавах. Кстати, один карман у него наполовину оторван, надо будет пришить. Она стояла и думала о том, что надо пришить карман. И еще, что пора бы ему постричься, и как это она раньше не замечала, что волосы у него стали гуще, жестче, а ведь были такие тонкие и нежные, когда он был совсем маленьким.

— Только бы он не рассердился на тебя, — сказала она, вспомнив о муже, а мальчик повторил, что ему наплевать, и смигнул слезы.

Она поставила сетку с продуктами, сняла пальто и повесила на вешалку. Когда он приезжал домой на субботу и воскресенье с разрешения администрации, все было по-другому. Тогда она всячески баловала его, разрешала ему подольше посидеть вечером и попозже встать, и только в воскресенье к концу дня возникало напряжение и отчужденность, она не спускала глаз с часов, боясь опоздать на вокзал, где надо передать Джимми мужчине или женщине, которые уже ждут с еще тремя-четырьмя отпускниками, выискивая взглядом задержавшихся.

— Шел бы ты в комнату, — предложила она неуверенно. — Не стоять же тебе здесь…

«Словно чужому», чуть не добавила она, и ей казалось, что это был действительно маленький чужак, он вошел следом за ней в комнату и остановился, будто осваиваясь, потом прошел и сел в кресло, крепко вцепившись обеими руками в подлокотники.

Она хотела сказать, что ему не следовало убегать без спросу, хотела объяснить ему, какой непростительный поступок он совершил, и это надо было сделать, пока муж не вернулся с работы и не высказался на этот счет более грубыми словами, но вместо того она услышала свой вопрос, не голоден ли он. Мальчик робко поглядел на нее из глубины кресла, и ей припомнилось, как, бывало, она все заранее готовила к его приезду и, когда отправлялась за ним на вокзал, стол был накрыт точно в праздник.

— Лучше я подожду, когда вы будете обедать, — пробормотал он.

— У меня же есть яблоки, — спохватилась она, торопливо выдернула из сетки, полной пакетов и свертков, коричневый пакет и выбрала самое большое. — Не первый сорт, но есть можно.