Атанас Мандаджиев - Старт

Я тоже пою, пою голосом Луи Армстронга, гремит невидимый джаз, невидимый джаз подхватывает песню в бешеном ритме, а мы со Светлой танцуем буйный танец на палубе пиратского брига. В Тихом океане бушует буря, молнии сверкают у нас над головами, гигантские волны перекатываются через борт. Вокруг, на бочонках с ромом, расселись мои бородатые матросы, все — бывшие ученики нашего класса, пьют ром и стреляют в воздух из пистолетов, а ты, Пиноккио, висишь на самой высокой мачте и вопишь: «Ура!!» Светла — наша пленница, и с сегодняшнего дня на нашем корабле два капитана — я и Светла! Посмотри, как она прекрасна в капитанской форме — настоящая морская богиня…

Внезапно джаз стихает, мы останавливаемся и переводим дыхание, приятели мои вскакивают на бочонки, рукоплещут и приветствуют нас радостными криками. Ангел с черной повязкой на глазу выходит вперед и знаком призывает всех замолчать. Все смолкают, теперь слышен только рокот бури.

— Светла. — Голос Ангела перекрывает шум бури. — Согласна ли ты, чтобы великий адмирал Коки стал твоим капитаном?

— Да, — без колебаний отвечает Светла и смотрит на меня своими смешливыми карими глазами, а над океаном разносится нестройное пиратское «ура!» и гремят выстрелы из наших широкоствольных и многоствольных пистолетов.

— А ты, о великий властелин морей, — обращается Ангел ко мне, — желаешь ли ты, чтобы Светла стала твоим и нашим капитаном?

— Да!! — взревел я басом Луи Армстронга, и снова гул выстрелов и приветственных криков разнесся над океаном. А мы со Светлой медленно приближаемся друг к другу, и сейчас я ее поцелую, потому что со всех сторон слышно: «Горь-ко! Горь-ко!..»

Ладонь Светлы все еще лежит на округлой поверхности глобуса, моя — тоже, они невольно сближаются и встречаются где-то в Тихом океане. Момент — и обе ладони отскакивают друг от дружки словно ужаленные, а над внезапно исчезнувшим кораблем вспыхивают тысячи молний.

— Ой, кофе остынет! — Светла оборачивается, раскрасневшись, и торопливо расставляет на столике чашки, стаканы и прочее. — Пожалуйста, бразильский. — Теперь она даже и не смотрит на меня.

Я тоже не смотрю, глаза мои снова встречают тебя, Пиноккио, Ну, братишка, крикни снова «ура!», как там, на корабле. «Ура!» тому, что на «Летучем голландце» теперь два капитана, и тому, что руки их встретились где-то в Тихом океане — «ура»! Крикни, да так, чтобы снова загремели широкоствольные пистолеты и пиратская песня заглушила бы страшную бурю…

— У папы есть шотландский ром, но ты ведь не пират, а боксер, — иронически замечает Светла и едва взглядывает на меня, вывозя сервировочный столик из комнаты…

— И Пиноккио — боксер. — Ага, два — ноль в мою пользу! И чтобы до конца отомстить, я ставлю деревянного человечка в гард, ведь в этой боксерской позе я застал его, когда мы вошли. Удар гонга… Зрители шумят… Светла с испуганной физиономией зажимает уши… Ах да, она ведь не переносит спорт, не говоря уже о боксе… Ну ладно, мы не такие уж мстительные, конец гарду, болельщики смолкают, Светла отводит ладони от ушей. Теперь остается тебе, Пиноккио, только участь пирата. На корабле ты держался отлично и заслужил свое. Повязываю тебе на голову вот эту ленту… Теперь ты настоящий морской волк. Давай — наш танец!.. Снова вступает тихоокеанский джаз — «Пиратский корабль несется по морю…» Я присоединяюсь к тебе, Светла присоединяется к нам обоим, и мы образуем бешеную троицу. Перед глазами мелькают то ты, то она, то чашки кофе, которым так и не суждено быть выпитыми. К чертям кофе, пусть даже бразильский, прямо из Вены! Главное, ты — победитель «с явным превосходством»!.. Скоро я уйду, и вы со Светлой останетесь одни, она подойдет к тебе и поздравит с победой. Будь скромен, ничем не выдай своей радости. Поклонись на все четыре стороны ринга, на все четыре стороны света, обними Светлу и поцелуй ее. В крайнем случае, как я уже говорил, поклоны можно и опустить…

ВКЛЮЧАЙ ВТОРУЮ!

Ангел кричит, тот, внутри, дергает рычаг, раздается хрип, сцепление наконец заработало. «Волга» начинает подпрыгивать, словно кенгуру, мы напрягаемся еще, еще, но спустя десять метров останавливаемся, измученные. Не едет.

— Может, зажигание не работает. — Я наклоняюсь к оконцу. — Надо свечи отвинтить… Или подождите…

— Чего ждать! Я на матч опаздываю, — торопливо и сердито отвечает шофер, будто мы обязаны толкать его драндулет, но тут же с усилием выдавливает из себя улыбку. — Еще чуть-чуть, мальчики, еще чуть-чуть. Сейчас непременно заработает! Ну, давайте, я жму!