Александр Проханов - Надпись

Они примчались в район Миусской площади, к нейрохирургической клинике. «Скорая помощь» нырнула в ворота, а Коробейников, бросив машину на улице, проник в клинику, до конца не понимая своих побуждений. Стал добиваться встречи с главным врачом, используя уговоры, предъявляя удостоверение газеты, настаивая на немедленном свидании.

Главврач оказался известным, с мировым именем, нейрохирургом, очерк о котором недавно был напечатан в газете. Превозносилось виртуозное мастерство врача, его ошеломляюще смелые вторжения в мозг, приводившие к чудодейственным исцелениям.

Врач встретил Коробейникова настороженно, с легкой гримасой отчуждения на худом моложавом лице, раздражаясь внезапным вторжением, экзальтированной возбужденностью посетителя, сумбурным повествованием, в котором не было ничего, что могло бы помочь перед началом мучительно сложной операции. Хирург слушал Коробейникова, машинально тренируя руки, вращая гибкие запястья, сжимая и разжимая пальцы, которые, казалось, не имели суставов, были чуткими щупальцами, лепестками подводного цветка, откликавшегося на слабые токи и прикосновения.

- Вы должны его знать… Архитектор-футуролог Шмелев… Его «Город Будущего»… В этих идеях огромные перспективы развития. Быть может, судьба государства… Уникальное мышление, гигантский ум… Скопил в себе мировую культуру и совершил рывок в будущее… Я написал о нем очерк. Был помещен в том же номере, что и рассказ о вашей работе… Редколлегия отметила оба эти материала, назвала их героев «людьми из будущего»… Сделайте что-нибудь… Шмелев не должен погибнуть… Этот мозг является национальным достоянием…

- А вы вообще когда-нибудь видели мозг? - спросил хирург, пропуская мимо ушей бурные излияния Коробейникова.

- Я? Мозг? - удивился Коробейников. - Не видел…

- Приглашаю вас на операцию. Вам дадут халат и шапочку, - пошел к дверям не оглядываясь, не давая объяснений своему неожиданному решению. Стремительной волей, направленной в работу энергией увлекал за собой Коробейникова.

Облаченный в халат и бахилы, в неудобной шапочке, Коробейников стоял в операционной, изумляясь тому, что лежащий на столе недвижный истукан - это друг Шмелев, неутомимый в замыслах и речениях, каждую минуту в беспокойном движении, превращавший любое, самое простое занятие в священнодействие, - заваривал ли в крохотном арабском кофейничке крепчайший смоляной кофе, или накалывал на липовую расправилку драгоценную, в шелковых переливах, бабочку, или реставрировал кисточкой старую икону, или наматывал на смуглый палец золотистый локон Шурочки. Это - Шмелев, вытянутый, с босыми ногами из-под простыни, с омертвелыми руками, с опавшими легкими, вместо которых сипло надувался и опадал ребристый аппарат искусственного дыхания. Коробейников, стоя в торце стола, не видел лица, а только волосатое темя с набухшей огромной шишкой, которую остригли и обрили, окружив кольцом голой кожи.

Ярко горели хромированные люстры. Блестела белая сталь скальпелей, пинцетов, зажимов. Были разложены тонкие иглы, щупы, лопаточки. Шмелев напоминал бабочку, которую уложили на расправилку, и сейчас подойдет энтомолог, вонзит острие в жесткую кромку крыла, растянет на плоскости роскошную изумрудно-черную перепонку. Бригада сестер и врачей орудовала шприцами, капельницами, управляла приборами и аппаратами, среди которых, подвешенная на тончайших невидимых струнах, колебалась жизнь Шмелева. Коробейников теменем чувствовал липкий жар, пульсацию фиолетового волдыря на голове Шмелева, словно сотрясенный и раненый мозг, отсеченный от тела, ослепший и оглохший, искал себе выход. Находил в общении с другом, посылал из теменного ока в сострадающий разум Коробейникова свою боль, бессловесный ужас, хаос сотрясенных видений.

Появился хирург, в зеленовато-бирюзовом облачении, с обручем на лбу, в котором размещался застекленный электрический глаз. В перчатках, изящно зачехленный, с движениями, напоминавшими балет, был снаряжен для опасного странствия. На морское дно, где в сумерках обитали таинственные рептилии и глубоководные рыбы. В подземные шахты, где в провалах земли ютились боги каменных недр, болезненные плесени и боящиеся света грибы. В открытый Космос, где в черном зияющем мраке сверкали жестокие звезды, реяли прозрачные шестикрылые духи. Был легок, сосредоточен, не замечал Коробейникова. Издали, чуть наклоняя голову, прицеливался к бритой голове, из которой торчал косматый, как у запорожца, чуб.