Анатолий Байбородин - Не родит сокола сова

2

Не встретив соседских ребятишек, Ванюшка для начала подвернул к деду Кире, подвернул привычно, поскольку частенько посиживали они рядком, говорили ладком, обсуждая хоть мало-мальское шевеление жизни на улице: конюх ли рыбзаводской Кузьма прогонит лошадей на водопой — старый и малый порядятся: перегонит ли конь «легковушку»; пройдет ли Ванюшкин отец с рыбалки — погадают, в каком краю озера нынче рыба тянет. Случалось, заспорят и горячатся оба, а дед — все ж геройский партизан, — не сдерживаясь, попробует достать краснобаевского отхона осиновым батожком, вечно и наготове стоящим между ног, но пока собирается, Ванюшка успеет отбежать и спорит издали. Дед Киря натянет на самые глаза линяло-зеленую, суконную фуражку, громко сплюнет:

— Э-эх, перестали стариков слушаться — вот и грызетесь, неслухи, как собаки, пропасти на вас нету. Ишь, какой попершный, ишо и спорит… Ты сперва поживи с мое, а потом уж спорить берись…

Поворчит старый партизан, отвернется обиженно, а лишь четверть часа мелькнет, смотришь, опять смирненько посиживают и бравенько судачат, будто и не пластались так, что перья летели по-над улицей. «Что старый, то и малый, адли», — посмеивалась Ванюшкина мать. Дед Киря и жалел Ванюшку, когда того, бывало, шуганет отец — жалел и утешал: ничего, дескать, Ванятка, батожье древо Божье — терпеть можно; не отвалится голова, дак вырастет борода.

Когда Ванюшка присел возле деда, тот, не открывая глаз, спрятанных в тени долгого кондыря полувоенной фураги, почуял, что кто-то примостился на лавочке, запоздало встрепенулся и, пока еще не размыкая сомлевших век, точно видя сквозь них, истонченных, обескровленных и чутко подрагивающих, сказал весело:

— А-а-а, Петрович… Здорово, паря, здорово. Давненько я тебя не видал, — старик открыл глаза и улыбнулся хитровато. — Уж всяку всячину передумал: думаю, подался мой постреленок в город и даже не попрощался с дедом… — тут старик приметил на Ванюшке обновы, пощупал брюки пальцами, и, шелестя тканью, притворно охая, поцокал языком. — О-о-о форсистый, паря, матерьал, крепкий, адали дерюга, сносу портам не будет… Братка, поди, из города привез?

— Не, деда, это мне тетя Малина привезла! – проревел в седовласое дедово ухо.

— Это котора?

— Ну, котора, котора?! — досадливо отозвался Ванюшка. — Котору братка из города привез, он женится на ей.

— Молодуха, значит. Понятно… Имя больно уж чудно, сроду не слыхал – Малина… Ну, дак ты теперичи, едренов корень, богатый стал, подле тебя и сидеть боязно, — мужик богатый, что бык рогатый, того гляди, и боднешь.

— А я, деда, с тетей Малиной в город поеду, вота-ка! — Ванюшка хвастливо покачал головой, пощелкал языком. — Мы с ей в цирк пойдем, там обезьянки всякие — ученые-преученые, как заправдашние люди. Там и мороженно дают… И коровы пляшут под музыку…

— Им, поди, по сто грам нальют, вот они и дрыгают копытами. Без бутылки, без дуды ноги ходят не туды… А меня-то, Петрович, али не прихватишь с собой? Чо же я один буду сидеть, как пень трухлявый. И словом не с кем будет перемолвиться. А то бы и мне порты, навроде твоих, надеть, да четушечку поднести, — дед щелкнул себя в иссохшую шею, — и в цирк. Дак я бы и почише коровы сплясал трепака. И морожено бы снямкал. Оно же, паря, говорят, ши-ибко мягко, как раз по моим зубам… Ну дак чо, берете?

— Не-е, деда, тебя в город не возьмут, — в лад старику, с улыбкой отвечал Ванюшка, — ты шибко старый, сходу под транвай попадешь либо под машину… Меня-то едва взяли… А машин в городе, транваев!.. — парнишка зажмурил глаза и задергал головой, — видимо-невидимо!.. Не-е, ты, деда, лучше дома сиди, а я приеду и гостинец тебе привезу. Леденцы в банке, ладно?

— Каки мне, паря, леденцы, ежели у нас с баушкой один зуб на двоих, и тот шататся взадь-впередь.

— Ладно, мы с браткой хромовы сапоги тебе купим, — Ванюшка глянул на ветхие стариковские ичиги, осоюзенные кожей и растоптанные в лепешки.

— Ну-у, ежели сапоги привезешь, тогда ладно. Буду тебя на лавочке поджидать.

— А ежли насовсем останусь, то с попуткой пошлю, ладно?

— Не-е, ты, паря, совсем не оставайся, а то я без тебя со скуки помру. Малехо погости и назадь вертайся… Да… Алеха-то, значит, женится. Из города себе невесту припер. Ишь ты, мода пошла, деревенских побоку, городских хватают, — скусней ли чо ли, а может, пахнут шибче, вот наши парни и обзарились… Да-а, паря, машин там полом, чо и говорить, — уже всерьез согласился дед Киря и тревожно покачал головой, подергав себя за нежно-розовое, оттопыренное ухо. — Страсть Господня, сколь там этих машин, того гляди, паря, и шибанет под зад. Ты смотри там в оба, — старик погрозил Ванюшке длинным пальцем с пожелтевшим, серпом загнутым ногтем, — рот не разевай, мух не лови и головой не верти по сторонам, а то, паря, и глазом не сморгнешь, как под колеса угодишь.