Авигея Бархоленко - Светило малое для освещенья ночи

У материи должен быть противовес. В точке соприкосновения рождается… Разум?

Моя голова, моя рука, моя нога, мое туловище. Мое тело.

Чье — мое?

Преграды ослабли, и что-то раздвинулось в доступное. Что-то вспыхивало со скоростью, оставляя опаловый след. След жил дольше того, что его порождало, и набегал прибоем. Прибой достигал готовой к ответу струны, и меня поднимало, как в люльке, невесомое облако смысла.

Нет случайности. Есть следствия невидимых причин.

Я не могу признать Е. своей частью. Но, и не признавая ее родней, я вынуждена констатировать ее наличие. Ее тела здесь нет, но Е. - здесь. Ее ядро, сохранившее ее личностные качества, в чем-то заключено. И этот сосуд с пустотело болтающимся в нем Елеонориным сознанием каким-то образом прицепился ко мне — было, значит, к чему прицепиться, — из чего следует, что и мне присуща некая бестелесность.

И то, что поначалу я называла неоткрытыми структурами человека, вдруг щелкнуло в сознании, вошло, как шестеренка в паз, в приготовленное гнездо, и Бог знает какое время не востребовавшийся механизм вырвался из мертвой зоны и движением возвестил о своем присутствии: все эти наукообразные объяснения по поводу биополей, не исследованных пока энергетических структур, продолжающих в пространстве привычное физическое тело человека, всебъясняюще назвалось давно знакомым и изо всех сил дискредитируемым словом душа.

Понятие, которое известно всем дикарям земли многие тысячелетия. Выкормленный Европой самодеятельный атеизм заклеймил его суеверием, примитивностью и невежеством, не догадавшись при этом поинтересоваться, как клеймят тупость незнания очевидного эти самые дикари.

Душа. Всего лишь душа. Товарищи и граждане, со мной стряслось непредвиденное — я обнаружила у себя душу.

Несколько неожиданно. Предшествующие тридцать лет меня к этому не готовили. Но незнание закона не освобождает от ответственности.

Отчего все предыдущее просто-напросто теряет смысл. Найти какую-нибудь точку опоры. Религия? Молиться меня не тянет.

Должен быть смысл. Смысл, выдерживающий логику.

— Эй… Жиличка!

— Ну? — шелохнулось где-то близко.

— Куда ты там хотела упасть?

— Хотела! — с ходу завелась Е. — Я тебе что — кирпичом шарахнутая, чтобы тут хотеть? Да лучше век свободы не видать, лучше в зону на поселение, лучше…

— Эй, погоди, — поспешила я ворваться в долгоиграющий Елеонорин вопль, — я поняла, поняла! Поняла, что там не лучше, да? А как? Как там?

— Сама разглядывай! — буркнула Е. — Мне бы этого — хоть бы и вовсе не было!

— Так ведь всё равно есть, — возразила я. — Ты вообще в уникальном положении. Туда же никто заглянуть не может. Только перед смертью, когда поздно…

— Перед чем?.. — задохнулась в ужасе Е. Я поспешила успокоить:

— Я не про тебя, я про других. Я, наоборот, про то, что ты еще сто лет проживешь, а знаешь уже теперь.

— Ничего я не знаю!

— Попытайся, а? Потом рассказывать будешь, все от зависти лопнут.

— Ты дура или как? Чему завидовать, лоханка ты интеллигентная!

Ей не хотелось о непривычном, и она провоцировала свару. В сваре Е. всегда будет сильнее, и я пропустила «лоханку» мимо. Сказала смирно:

— По сторонам бы там посмотрела…

— Какие тут стороны?! Себя только и видно… Куда ни глянь — я!..

— А как? Себя видишь — как? Как из окошка? Со стороны видишь?

— Нет сторон!!!

— А что же?

— А я знаю?! Тут вообще! Никакой уверенности! Темно! Или не темно? Что-то есть… Или вовсе ничего!

— Но ты-то есть? И сказала — себя видишь…

— Ну, это еще та картинка! — вдруг фыркнула Е., быстренько освоившись. — Никогда бы не подумала!

— Картинка?

— Ну, это я так. Тут слова не подходят. Тут только приблизительно. И отдаленно. И вообще ничему не соответствует.

— Наплевать, что не соответствует, — вцепилась я клещом, — ты давай как в голову придет, у тебя это вполне впечатляет.

— Тут, наверно, скелеты бродят, — решила попугать Е. и сама же вздрогнула.

— Скелеты — ерунда, — отмела я не самое страшное, — я к скелетам в школе привыкла, мы ему каждое утро «Мальборо» в зубы совали, чтоб кайф схватил и к приближающемуся капитализму приготовился. И вообще скелеты в могилах, на законных семейных кладбищах, к ним потомки на родительский день приходят.

— Ой, не надо… Боюсь их ужас как…

— Так я хочу тебя успокоить, не может там быть этой ерунды. Лучше расскажи, как ты там на себя смотришь.

— Ну… — Ей нравилось о себе. — Я не смотрю. А все равно вижу.