Рада Полищук - Жизнь без конца и начала

Страшно до озноба.

В последнее время Соня часто просыпается среди ночи, и кажется ей, что в кромешной тьме смутно различает какой-то лаз, таинственный выход или тайный вход. Хочет заглянуть туда, но почему-то цепенеет от невозможности шевельнуться, даже дыхание останавливается. Лежит, опрокинутая навзничь какой-то нездешней силой, прислушивается к чему-то и постепенно начинает различать лица, голоса.

Лиц много и говорят наперебой, кто кому кем приходится — не понять. И по какому поводу собрались все вместе?

В этот раз вперед выступила Ольга — старшая сестра Инчи, которая, уже лет пять назад разведясь со всеми мужьями и бросив разом всех ухажеров, вышла замуж за очень пожилого чернокожего адвоката из Америки, почти миллионера и живет теперь в штате Алабама в собственном доме с бассейном, пальмами и террариумом. Чем, интересно знать, вызвано ее неожиданное появление у Сониной постели? За все годы ни разу в Москву не приехала, никого из московских родственников в гости не пригласила, даже Инчу, единственную младшую сестру, письма не пишет. Раз-два в году звонит, будто шифровку передает, всегда одно и то же, и даже порядок слов не меняет: «Хэллоу, у вас о’кей? и у меня о’кей, бай».

Ольга — высокомерная, дерзкая, себялюбивая, никого не щадила, сочувствием себя не обременяла, судила обо всем безжалостно. Вот как сейчас:

— Мамашка наша с ума сошла на старости лет, приревновала отца к твоей матери. Ультиматум выставила: или дети, или она. А он нас любит как сумасшедший, потому и не ушел к тете Лизе. А влюбился с первого взгляда, когда из роддома их забирал. Мамашка сама виновата: знала же, что у тебя отца нет, незачем было знакомить.

Правда, Соня и Инча родились в одном роддоме на 3-й Мещанской улице в один день и час. Как сестры-близнецы. И правда — дружили семьями, родители Инчи, тетя Клава и дядя Гриша и Сонины мама и бабушка. Тетя Клава и дядя Гриша много путешествовали и Соню всегда возили с собой — и в турпоходы по Подмосковью, и на рыбалку на озеро Селигер, и в Юрмалу, на Рижское взморье, и на Черное море в Лузановку к Инчиной бабушке. И все вместе очень любили бывать в райском саду бабушки Раи, даже свой дачный участок не хотели брать, особенно дядя Гриша. Всегда шутил: «В Эдеме всем места хватит. Так ведь, Лизонька?» — и смотрел на маму с нежной улыбкой. А однажды Соня застала дядю Гришу и маму за сараем, он крепко держал ее за плечи, а мама обеими руками отталкивала его от себя, оба были чем-то взволнованы.

— Я больше не могу так, Лизонька, не могу, — шептал дядя Гриша. — Измучился весь, извелся. Надо что-то решать.

— Нет, нет, ни в коем случае, умоляю тебя. — Мама чуть не плакала и все повторяла: — Нет, нет, Гриша, прошу тебя, нет.

Дядя Гриша отпустил маму, встал перед ней на колени:

— Пожалей меня, Лизонька, не могу.

Это Соня видела своими глазами. И никому не рассказала — ни бабушке, ни дедушке Армику. А сейчас — как будто кино смотрит или сон снится. В длинном неосвещенном коридоре их с мамой квартиры две фигуры припали друг к другу, словно срослись, руки бьются как крылья, тень колышется: качнулась — застыла, качнулась — застыла. Тихо, темно и тревожно.

— Больше мы с тобой встречаться не будем, уходи, Гришенька. Последний раз говорю — уходи. — Из последних сил оттолкнула его, у дверей догнала, припала к спине щекой, обняла. — Уходи, — выдохнула.

Сидит на кухне, свет не зажигает. Руки на коленях стиснула, пальцы хрустят. Сидит, раскачивается из стороны в сторону и будто что-то напевает, звук протяжный, как стон. Плачет? Поднялась, вымыла две чашки с блюдцами, две чайные ложечки, заварной чайник. Вытерла тряпкой стол и посмотрела по сторонам — большая просторная кухня, новый гарнитур, пленка поддерево, стены и пол выложены плиткой цвета шоколада. Шторы, карниз, резные полочки, крючки, Гриша все хорошо сделал. Красиво! Слезы текут по щекам и капают на пол. Мама плачет о несбывшемся, о том, чего не было и уже не будет. Соня слышит ее мысли, каждое слово и под каждым готова подписаться кровью. Одна кровь, одна судьба, и полгода назад она стала ровесницей мамы. А потом узнала про опухоль.

Лица, лица…

Ольга, ее чернокожий муж, тетя Клава и дядя Гриша, совсем свои, почти родственники. Безоблачно дружили долгие годы. Дядя Гриша, декан вечернего факультета Менделеевского института, даже устроил в свое время на работу Женюру, маминого бывшего жениха. Женюра, правда, по причине своего неуживчивого характера долго не продержался на этом месте, но не дядя Гриша тому виной. Его никто и не винил, в том числе и Женюра.