Рада Полищук - Жизнь без конца и начала

— Негодный мальчишка, сколько раз просила его починить окно, только обещает, — она обернулась к Соне, укоризненно покачивая головой, губы нежно улыбались. — Плохой будет у тебя помощник, девочка моя.

Она была совершенно вменяема. Господи, какое счастье, успела подумать Соня, а Нинель вдруг вскрикнула, прикрыла глаза и стала ощупывать руками воздух перед собой, бормоча при этом что-то несвязное:

— Нет, не помощник, погорячилась… совсем наоборот… не будет… Не будет! — закричала. — Никогда не будет! Бедная моя девочка!

Она всхлипнула, открыла глаза, полные слез, посмотрела на Соню с сокрушительным состраданием и прошептала:

— Он никогда не будет твоим, девочка.

У Сони сердце оборвалось — она сразу поверила в этот бред, безоговорочно. В прихожей что-то с грохотом упало, дверь в комнату распахнулась с такой силой, что на пол попадали книги с полок, разбилась хрустальная ваза, и распахнулось окно, которое Нинель не могла открыть. Она покачнулась, побалансировала на подоконнике, переступая как балерина с мысочка на мысочек, потом подпрыгнула как маленькая девочка, она часто так делала, и вдруг исчезла. Только откуда-то издалека доносилось тоненькое: ой-ой-ой!

Этот писк заглушил отчаянный вопль Виконта: мамочка! Он опрометью бросился вниз по лестнице, а Соня почему-то осталась в комнате, еще плотнее забившись в угол дивана с ногами, будто пригвоздили. Створка окна хлопала от резких порывов ветра, по подоконнику хлестал дождь, по лицу текли слезы…

И вот она сидит у постели обезноженной, но трезвой и счастливой Нинели и хочет заразиться ее оптимизмом и верой в счастливый завтрашний день. Но у нее не получается. Неужели, думает Соня, неужели для этого нужно дойти до самого края, выброситься из окна, выжить, оказаться навсегда прикованной к постели — неужели только так?

Нинель гладит ее руку своей мягкой нежной ладошкой, светло улыбается.

— Не горюй, девочка моя, все еще впереди.

— Но он ушел от меня и тоже сказал — не горюй, детка, совсем как ты, только по´шло, как-то мимоходом. А я люблю его, я без него жить не хочу. И у меня будет ребенок.

— Что ты сказала?

— Ребенок, от падающей звезды…

— Ты не родишь его, он просто всегда будет с тобой. Это не ребенок, это зародыш твоего счастья.

— Нет, Нинель, я так не хочу. Верни мне Виконта, ты должна мне помочь, ты можешь.

— Я больше не могу, после падения все ушло. И это такое счастье. Зато пришел Николай, моя первая любовь.

Последние слова ввергли Соню в глубокое оцепенение.

— Виконт моя первая любовь, — несколько раз повторила она, как под гипнозом. — Значит, он ко мне вернется. Нинель, Нинель, посмотри скорее — он вернется ко мне? Ну, посмотри же!

— Девочка моя, я больше так не могу, теперь я вижу только то, что вижу. — Она широко улыбнулась и повела глазами вокруг: — Тебя вижу, люстру, окно, ветку сирени, высокую трубу с дымом, стул, на котором сидел мой дедушка, стенку резную с царапинами от ножа — это Виконт хотел ее украсить своим рисунком, я сердилась, а дедушка говорил: пусть мальчик учится делать что-то своими руками. Я помню это, просто помню, как все нормальные люди.

— А как же теперь я? Что со мной будет? — в отчаянии закричала Соня.

В комнату стремительно вошел, почти вбежал Николай, первая любовь Нинели, невысокого роста, худенький, лысый, невидный мужчина, как сказала бы бабушка Рая, которая очень ценила в мужчинах стать и доброту. Сначала все же доброту, а уже на втором месте — стать. Бабушка Рая утверждала, что истинный мужчина тот, кто носит женщину на руках, причем не только в переносном, но и в прямом смысле.

Кто вселил в нее эту фантазию, Соня не знала. Но не собственный житейский опыт привел бабушку Раю к такому неколебимому убеждению, потому что никто и никогда не носил ее на руках, даже собственная мать, умершая родами. Бабушка Рая выросла в большой многодетной семье сестры матери, Викиной двоюродной прабабушки Брони, о которой мелкими брызгами долетели из глубины лет не самые лестные воспоминания: жадная, деспотичная, сварливая, с детьми безжалостно строгая. Некому было, судя по всему, качать на руках бабушку Раю в младенчестве, но и после тоже оказалось некому — ни дедушка Арон, первый ее муж, ни последовавший за ним дедушка-отец Виктор к этому не причастны. Про маму — и говорить нечего, ей ласка только от бабушки досталась и совсем коротко — от Сурена. Не носят мужчины на руках и Соню, один только раз Виконт через лужу перенес, и то на закорках, снял кроссовки, сунул ей — держи, закатал джинсы, вскинул Соню на спину, подбросил как мешок с картошкой и побежал по луже, а кроссовки били его по подбородку, ей больше некуда было их деть. Нет, не так носят женщину на руках, не так.