Игорь Юрасов - Божественная Земля

– И будут правы, чёрт возьми! Сколько буримся, а результатов нет, – сердито заметил Феликс. – На вас лежит вся ответственность по продолжению работ.

– Я разве против! – соглашаясь, воскликнул Иван Иванович. – Результаты будут. Не волнуйтесь!

Они обсудили ещё ряд мелких, малозначащих, казалось бы, но имеющих первостепенное значение на Крайнем Севере деталей: какие и сколько комплектов верхней одежды лучше всего взять в экспедицию, сколько потребуется горючего и способы его доставки для машин и генераторов жизнеобеспечения.

– А что Виктор Андреевич Монгольский? – как бы мимоходом в конце разговора осторожно полюбопытствовал он. – Чем закончился ваш разговор?

Хочет вас сманить? Приглашает вас в Америку? – в голосе шефа послышались нотки не простого любопытства. Всё-таки Виктор был его любимым учеником. Шеф искренне, как за своего ребёнка, переживал за его дальнейшую участь.

– В гости приглашает, – ответил Иван Иванович. – Поглядеть, как хорошо и безоблачно некоторым живётся в Штатах.

– Ну и вы?

– Съезжу, погляжу. Отчего ж не съездить? Друзьями вроде когда-то были. Отдохну немного на юге и съезжу. Понаслаждаюсь пасторалями беззаботного, без проблем, штатовского существования.

– Остаться там не планируете?

– Нет, какой бы там рай ни был, у меня здесь ещё много дел не сделано. А кем я буду в Америке и что там буду делать? Я – русский! Есть вещи, которые мне, русскому, можно осуществить и сделать только в нашей стране и ни в какой другой. Быть самим собой, идентифицировать себя как русского я могу только в России.

– А некоторые остаются, – заметил, наблюдая за Иваном Ивановичем, Феликс.

– Остаётся сброд, – ответил Иван Иванович, – который и здесь себя не нашёл, и за рубежом он никто, и за деньги, за тридцать сребреников, и сомнительные житейские блага готов что угодно продать и предать. Для нас, я думаю, содержание жизни заключается не в количестве денег и, тем более, вовсе не в изобилии благ.

Феликс как-то искоса глянул на Ивана Ивановича и удовлетворённо кивнул:

– Что ж, как ни странно, ничего другого от вас я и не ожидал услышать. На ком, как не на нас, упёртых дураках, эта страна держится! Что бы с ней было, если бы нас, таких упрямых, не поддающихся логике простых, животных инстинктов, у неё не было! Страшно подумать! И хорошо, что мы в нашей стране есть, – шеф протянул для рукопожатия через стол руку, давая понять, что аудиенция закончена. – Буду ждать вас из отпуска.

День прошёл. За окном, над городом, уже повисли сизые сумерки, когда наконец раздался ещё один звонок. Её звонок!

Она звонила из далёкого городка, в котором большей частью всегда тепло, жизнь легка и беззаботна и не испорченным избытком просвещения жителям нет причин куда-либо торопиться, и они разгуливают по улицам ленивой, фланирующей походкой, и ничто в жизни не может заставить их покончить с этой их неискоренимой ленью и неизменной благовоспитанной аристократической доброжелательностью.

– Алло, Ваня! – донёсся из этого благодатного далека, в котором, как некоторым кажется, живут уже не совсем обычные люди, а скорее небожители, её голос. – Ваня! Это ты? Ты долго ещё собираешься шататься по просторам Великой и Необъятной? Я невесть как по тебе соскучилась. Приезжай поскорее, – выговаривала телефонная мембрана её голосом сладкие, такие нужные, похожие на волшебную музыку, которую он слышал, когда создавал свои лучшие картины, необходимые ему как воздух слова, которые, как ему показалось, очень долго, целую вечность во сне и наяву он хотел услышать.

Всё, чем Иван Иванович занимался до этой минуты, вдруг отступило на второй план, показалось ему мелким и незначительным в сравнении с охватившей его всего с головы до пят мелодикой её голоса, ласковыми, зазывными нотами, пронизывавшими, как ему казалось, его всего.

От волнения у Ивана Ивановича перехватило горло. Он, как мог, оправдывался неожиданно севшим, непослушным голосом:

– Работа такая. Что же делать? Хорошо. Постараюсь. Да! На днях буду! – а на лице его застыла обычная, когда он разговаривал с Марго, глуповато-счастливая, восторженная улыбка, а взгляд, бесцельно блуждавший по нарисованной на противоположной стене панораме проспекта, терявшегося в неопределённой, закрытой облаками дали, вдруг приобрёл твёрдое, уверенное выражение, как будто он увидел наконец, куда сквозь туманные дали ведёт эта широкая автострада.

– Я устала тебя ждать, – голосом Маргариты выговаривала ему трубка.