Игорь Юрасов - Божественная Земля

Ещё оставалось несколько сотен километров пути. Вечерний воздух посвежел. Тёмный полог ночи уже ложился на землю, когда за одним из поворотов в лунном свете перед капотом машины наконец возникла сумрачная громада моря, а вдали, отражаясь мириадами огней в воде, как сказочное видение, как мираж из восточной сказки, показался город.

Вначале он казался большим костром, полыхавшим между сизой, сумеречной степью и уходящей в непроглядную темень, сливавшуюся тёмной стеной с небом, равниной моря. По мере приближения языки пламени начали распадаться на отдельные огни.

Вот от общего пламени отделилась гирлянда огней, уходящих в сумеречную даль за набережной. За огнями пригорода обозначились силуэты высоток. И наконец машина вкатилась под свет уличных фонарей в пульсирующий, клекочущий шум ночных улиц южного города.

Как он любил этот провинциальный, такой тихий, уютный городок! Как, возвращаясь из далёкого далека, когда приходило время, ни за что на свете, ни за какие блага не променял бы он, как его друг Виктор, эту милую его сердцу уютную провинциальность на какие-то там Майами.

Ему пришлось пару раз побывать за границей, увидеть своими глазами общество неограниченного потребления и всеобщего и полного благоденствия.

Он признавал достижения Запада, как и то, что в его стране, скорее всего, никогда ничего подобного не будет. А если будет, то не для всех, а только, согласно сложившейся издревле парадигме, для избранных. Для «достойных» людей.

Но, странное дело, всякий раз, возвращаясь в родные пенаты, он испытывал настоящее наслаждение, почти счастье, попав из общества вечного благоденствия в затерявшуюся во времени патриархальность, какую-то забытость, необязательность, в которой можно было пока ещё отдыхать душой от стремительного бега времени, от всё ускоряющегося прогресса.

И всё-таки, как на чей взгляд, а по мнению Ивана Ивановича, как бы где хорошо ни было, а только Родину, как мать и отца, на всевозможные блага и сладкую жизнь, пусть даже сказочную, пусть даже райскую, приличные люди не меняют.

Возможно, по этой причине не торопился он посетить своего заокеанского друга. Уехал так уехал, ушёл в другую жизнь, о чём теперь говорить!

И он катил поздним вечером на машине улицами милого его сердцу курортного городка, хотя, если по совести, без меры завидовал всем этим людям, которым не нужно было никуда из этих райских мест уезжать, у которых всё необходимое им было сосредоточено здесь, в этом сказочном городе, на этих улицах, в их чудо-квартирах, обставленных дорогой мебелью, заставленных драгоценными цацками, заваленными вообще не имеющими никакого практического смысла побрякушками и бесполезными вещами.

Улица, другая, третья. Вот и знакомая калитка, родимый дом. Иван Иванович надеялся вкатить машину в маленький дворик и отдохнуть.

Открыть окна, дверь, упасть на диван и спать, спать, спать, пока не наступит утро, но из беседки, увитой виноградной лозой, в свете фар появилась женщина.

– Маргарита! – воскликнул Иван Иванович, сообразив, что никакого сна этой ночью не будет. Вот из-за чего, должно быть, он так торопился на юг, выжимая из машины всё, что только можно, последние два дня, чтобы увидеть её карие глаза, запустить руки в роскошную гриву ее черных как смоль волос, услышать долгожданную музыку её голоса.

– Я так тебя ждала! Я знала, что ты сегодня приедешь, – подходя, сказала Маргарита.

Когда он устало выбрался из машины, она обняла его, обдав теплом мягкого, податливого тела. Прижалась трепетно, как, бывает, прижимается после грозы на леваде травинка к травинке.

«Не так уж бедна и бессмысленна наша жизнь, – открывая дверь в старенькое, покосившееся, даже как будто ставшее ниже за время отсутствия хозяина жилище, подумал Иван Иванович, – пока есть хоть кто-то, кого мы любим, пока есть кому нас ждать».

Впереди была ночь. Короткая, знойная, южная ночь. Впереди было много ночей, которые он проведёт с Маргаритой, пока внутри него, подобно звукам полковой трубы, не зазвучит голос, снова зовущий его в дорогу, в дальнюю даль, где он опять будет заниматься настоящим мужским делом, без которого, как и без любви, он не мыслил своей жизни.

И покатилось, как он мечтал, казалось бы, ещё совсем недавно, замерзая среди полярных сопок, неуёмное времечко без устали, день за днём, за рассветом закат, за закатом рассвет, в волнующих запахах цветущей в палисаде сирени, что хватали истомой за сердце, будоражали сознание сладким ароматом цветущих акаций, которые засыпали улицы белым снегом осыпающихся вешней метелью лепестков.