Игорь Юрасов - Божественная Земля

– Если ты о себе, то я согласен, – рассмеялся Иван Иванович. – Ты как раз из этих самых, неизлечимо нравственно психически больных и будешь. Тебе, чтобы нормально жить, нужны только деньги. И как можно больше денег.

– Ну да! Всё остальное у меня есть. А тебе? Что нужно для жизни тебе?

– Мне? Мне для жизни нужно как раз то самое главное, чего у тебя нет. Чем ты за всю жизнь, при всей твоей успешности и неординарности, так по непонятным мне причинам и не сумел разжиться.

– Что же это такое, чем я за всю жизнь не смог разжиться? – начал закипать Монгольский. – Уж не твоими ли никому не нужными картинами?

Твоим умением создавать бесполезные, не имеющие продажной и вообще никакой другой ценности полотна. Жить впроголодь, тратить все деньги на краски, грунтовку, ради самоотверженного служения некоему таинственному, никому не ведомому Божеству по имени Искусство.

– Пусть будет так. Пускай ты во всём прав! Но в таком случае, нам и говорить не о чём. Бывай! До лучших времён! – возразил, собираясь положить трубку, Иван Иванович.

– Да погоди ты! Ну, не будем ругаться. Тогда, раз ты такой умный, быть может, ты соберёшься всё же навестить меня и объяснить всё, что ты сейчас так красиво излагал, в личной беседе, непосредственно. Может, и до меня, убогого и несчастного, хоть что-нибудь из твоих умствований дойдёт.

– Я не думаю, что из этого что-нибудь получится. Мы сто раз говорили на эту тему. Повторять ещё раз – слишком скучно. И, говоря твоими словами, контрпродуктивно. За такие идеи денег не дают.

– Но можем же мы хоть когда-нибудь понять друг друга! Не может быть, чтоб не поняли. Друзья всё же! И, поверь, Америка не такая уж плохая страна. Тут есть на что посмотреть и о чём подумать. Приезжай, не пожалеешь. А если понравится, можешь и остаться. Такого специалиста с большим удовольствием примут и обеспечат всем необходимым: и хорошей зарплатой в десятки тысяч долларов, и приличным жильём.

– Не спорю. Возможно, это так. Но только есть такое слово – Родина! Для некоторых это слово не пустой звук. Так вот, здесь, на Родине, есть ещё кое-какие дела, которые я не успел сделать. Дела очень важные для меня.

И сделать их я могу только здесь, на Родине. Не сделаю, тогда, значит, придётся признать, что жизнь прожил, как и ты, извини за грубость: богато, сытно, беспроблемно, но бессмысленно, впустую, – ответил Иван Иванович. – А это было бы для некоторых, таких людей как я, досадно и грустно – в конце дней убедиться в своей полной бестолковости и никчёмности. Для меня просто катастрофа. Гибель Титаника! Об этом ли мы мечтали в молодости?

– Ну, не спеши! Куда торопишься? На нашей улице ещё совсем не вечер. – услышал он голос друга. – Мы ещё довольно молоды. У нас пока есть время. Я думаю, выяснением этого вопроса, кто есть кто и что есть что, можно заниматься и в Америке с гораздо большим удовольствием и за очень большие деньги.

– Не спорю, – ответил Иван Иванович, – но я не космополит. За деньгами не гоняюсь. Я родился не в Америке, и мне по сердцу, и ближе, и милее совсем другие сюжеты. Но приехать я, конечно, приеду. Немного отдохну в нашей деревне у моря, выхлопочу паспорт и приеду. Надо же поглядеть, до чего мы с тобой в конце жизни дожились. С чего начинали и кто мы теперь.

– Да уж, приедь как-нибудь, – ответствовал друг. – Буду ждать. Нам, наверно, найдётся, о чём поговорить.

В таком ключе закончился их разговор. И Феликсу, вызвавшему его вскоре якобы для уточнения сметы предстоящих расходов и мест проведения розыскных работ, а на деле, чтобы узнать, чем закончился разговор двух друзей, Иван Иванович высказался теми же словами.

Феликс долго разглядывал карту с пометками мест предполагаемых разработок, спрашивал, как добраться туда техникой, глубины возможного бурения, проложены ли удобные маршруты, сколько единиц техники, людей и оборудования на всё про всё потребуется.

– Да, недешёвенький проект, – обронил он в задумчивости. – Правительство, как обычно, срежет все расходы вдвое. – Феликс даже перекривился, представив на мгновение, какая война ожидает его при утверждении проекта в министерстве.

Иван Иванович почувствовал, как от этих слов неприятный холодок просквозил его с головы до ног. Непросты были отношения их, простых тружеников, с министерскими чиновниками.

– С министерством, конечно, тяжело разговаривать, – попробовал он посочувствовать Феликсу. – Там мы нужны только в случае успеха. А если успеха нет и скоро не предвидится, то и смету ретивые министры срежут, и без особых объяснений вежливо на дверь, как провинившимся невежественным провинциалам, запросто, без лишних слов указать могут.