В. Строгальщиков - Слой

Но сегодня был четверг, и Лузгин намеревался проспать до обеда, чтобы сном выдавить из организма вечную похмельную жажду пива или чего покрепче. Предстоял непростой разговор с Кротовым, требовалось быть в форме.

Звонок не умолкал. Лузгин поднялся с кровати и прошлепал в коридор, где сел на тумбочку у телефона и снял трубку.

Проклятьем и сладостью лузгинской работы было то, что его знало полгорода, и сам он знал половину из той половины, но вполне понятным образом не мог удержать в памяти тысячи имен, лиц и голосов, потому и случались досадные эпизоды; голоса обиженно твердили: «Ну, как же так, это же я, неужели забыл?», и Лузгин бормотал в ответ: «Конечно, помню, дружище. Как дела?». Вот и сейчас в трубке поскрипывал извиняющийся старушечий говорок, именовал его Вовой, спрашивал про маму и жену, про Сашкины похороны, рассказывал про нелегкую жизнь на пенсии, и неделикатный спросонья Лузгин не выдержал и спросил, кто это звонит в такую рань.

Оказалось, звонила старая бухгалтерша с телевидения, жившая когда-то с Лузгиным в одном подъезде и хорошо знавшая его семью еще с шестидесятых годов. Она давно уже была на пенсии, Лузгин лет пять не видел ее и не слышал, почти забыл и не знал, жива ли она вообще. А когда-то Раиса Михайловна была лузгинским благодетелем, ссужала деньги до получки и правила его гонорарные ведомости — документы строгой отчетности, которые безалаберный журналист вёл как Бог на душу положит.

— Ох, простите, тетя Рая, — сказал смутившийся Лузгин. — Это я не проснулся еще. Чем могу помочь, тетя Рая?

Лузгинская жена Тамара часто выговаривала ему за нежелание брать телефонную трубку: «Лежишь рядом, а мне бежать с кухни!». В этом нежелании не было лени, просто с годами Лузгин понял, что каждый звонок и последующий разговор, с чего бы он ни начинался, заканчивался той или иной просьбой. Еще ни один человек на свете не позвонил Лузгину и не спросил: «Вова, что я могу для тебя сделать?».

Так было и на этот раз. У тети Раисы болел муж, тоже давний пенсионер, плохо с легкими и с сердцем, требовалось срочно увезти его из назревающей весенней тюменской сырости куда-нибудь на юг, где солнечно, тепло и чистый воздух. Но это нынче стоило огромных денег, которых, понятно, у стариков не было. Правда, у стариков было два сына, считавшихся не последними в городе людьми, но тетя Раиса о них даже не обмолвилась, и Лузгин решил объехать эту тему.

— Хорошо, тетя Рая, — сказал он. — Я вам на днях перезвоню. Вы, главное, не расстраивайтесь. Нет таких проблем, которые нельзя решить.

Старуха заплакала, и Лузгин еще минут пять ее успокаивал, с каждым собственным словом все больше сознавая, что теперь обратного хода нет, и он вынужден будет, если у него ничего не получится, послать стариков на юг за собственный счет. Потом, когда мылся и брился, варил и пил кофе, в голову пришел вечный вопрос: почему? Ну почему он должен всем этим заниматься?

В начале десятого он достал из «дипломата» свой телефонный «поминальник» и засел за аппарат.

Первым делом он позвонил знакомой директорше туристического бюро: сделал когда-то про них рекламную передачу, с тех пор встречались то тут, то там.

Директорша была рада звонку, к просьбе отнеслась со вниманием, попросила минуту для консультаций. Лузгин не успел еще выкурить сигарету, как директорша снова появилась на линии и предложила вариант: турецкий курорт Анталья, прекрасный климат, тихое место (турки — мусульмане, там особо не попьешь). Проблему с загранпаспортами она брала на себя, Лузгину требовалось лишь подтолкнуть звоночком ОВИР. Насчет путевок договорились так: Лузгин в течение трех месяцев бесплатно «катает» в своих передачах рекламный ролик турбюро, за это директорша выдаст путевки старикам «в порядке благотворительности» — пусть только принесут бумагу от совета ветеранов.

Звонок заместителю начальника ОВИРа тоже был успешным: зам обещал быстро оформить паспорта, лишь бы милиция и ФСК не тянули с визированием анкет. В службе безопасности у Лузгина контактов не было, но милиция «сидела» рядом с «контриками», а там мог подсуетиться друг-начальник из ОМОНа, которому Лузгин сразу и позвонил, но нарвался на первую неприятность: друг-начальник вместе с отрядом своих бойцов был в Чечне, командировка заканчивалась в апреле, это поздно.

Отложив на время решение паспортных вопросов, Лузгин позвонил директору местной авиакомпании, возившей на своих самолетах оравы «челноков» до Стамбула и обратно. Бравый и горластый авиационный начальник заявил, что для хорошего человека два места в хвосте всегда найдутся, даже денег не надо.