В. Строгальщиков - Слой

Слесаренко знал Сергея Верина по партийной работе. Верин был завотделом в Нижневартовском горкоме, а Слесаренко — секретарем в Сургутском, соседнем. Потом Слесаренко ушел в «область», был избран вторым секретарем Тюменского горкома КПСС. Верин же в Тюмени появился при Шафранике, когда последний стал председателем областного Совета народных депутатов, и с тех пор «носил портфель» за Юрием Константиновичем. Среди ближайшего окружения министра Верин выглядел несолидно, был тих и незаметен, в интригах не участвовал, чужими просьбами о протекции министру не докучал. Виктор Александрович, сам сносивший не одну пару ботинок во властных коридорах, знал истинную цену таким работникам и относился к Верину подчеркнуто уважительно и никогда, даже в мыслях, не держал его за простака.

Пир в хвосте салона разрастался, масленые мужские басы пели про Верочку, которая «давно уже не девочка».

Темные фигуры все чаще сновали в проходе, щелкала дверь в туалете — в голове салона тоже пили, организмы требовали разрядки. Кто-то большой и толстый, светя белорубашечным пузом, хлопнул на ходу Виктора Александровича ладонью по плечу. Слесаренко глянул ему вслед, но кто это — сообразить не смог.

— Один вопрос, — сказал Виктор Александрович. — Под каким соусом я все это сдам Золотухину? Я с Крокодилом Геной не знаком; более того, я его терпеть не могу.

— Ну, Лузгина-то ты наверняка знаешь.

— Лично нет.

— Как же так? — Чернявский посмотрел укоризненно. — Недоработка с твоей стороны, Виктор Саныч. Как же ты с прессой общаешься?

— Да никак не общаюсь, — со злостью сказал Слесаренко. — Пошли они, эти щелкоперы, сам знаешь куда.

— Ты не прав, дружище. И вообще, старые горкомовские замашки надо бросать, Витя, времена не те. Сегодня пресса может тебя в два счета закопать, а может и героем сделать. Ты что, забыл, как тебя «Известия» сношали по сетям?

Виктор Александрович был бы рад забыть прошлогодний газетный скандал, но эхо того скандала по сей день шелестело над Думой и лично над Слесаренко. Речь шла все о том же злополучном поселке Нефтяников, об отселении его жителей из бараков и домов, давно уже непригодных для жилья. Существовал график отселения, принятый еще старым составом городской Думы, и Виктор Александрович как строитель-профессионал был с этим графиком не согласен, считая его популистской дешевкой, далекой от реальной жизни. Но график был, и были сроки и объемы ввода нового жилья в Заречных микрорайонах, куда намеревались переселять утопающих в грязи «нефтяников». В принципе, график можно было выдержать, если просто и в срочном порядке слепить четыре панельные коробки и «посадить» их на местные сети, и без того перегруженные до предела. Слесаренко это знал и противился спешке как мог, утверждая, что иначе все дерьмо из унитазов первых этажей поплывет в квартиры. И он убедил, победил: первые отпущенные на строительство миллиарды были потрачены на прокладку нового канализационного коллектора мощного, емкого, открывавшего перспективу нормальной застройки для целого микрорайона. Коллектор сожрал все средства и вообще был не виден, лежал глубоко в земле, а на поверхности не прибавилось ни метра, ни квартиры за полгода. «Нефтяники» пикетировали мэрию, и местные «Известия» с подачи депутата областной Думы коммуниста Корепанова публично высекли Виктора Александровича за срыв графика, за издевательство над горожанами, за давнюю привычку бездарно и бездумно закапывать в землю народные деньги.

Все это было неправдой и глубоко обидело Слесаренко, но он не стал ввязываться в газетную полемику, ограничившись коротким и, как сейчас понимал, не очень вразумительным официальным ответом, за что получил новую порку и окончательно возненавидел так называемую свободную прессу и всех ее представителей, вместе взятых. А депутата Корепанова, рано полысевшего, вечного комсомольца, ныне ставшего секретарем «подпольного партийного обкома», Виктор Александрович поймал в коридоре Дома Советов и обматерил, как умел, приобретя в итоге еще одного врага — мелочного и злопамятного.

Своя, городская, Дума, надо отдать ей должное, Виктора Александровича поддержала, на съеденье публике не бросила, да и мэр городской отнесся к газетной травле философски, хотя и произнес на сессии протокольные слова о повышении профессиональной ответственности и необходимости более внимательного отношения к горестям простого горожанина.