Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

Во втором сюжете она видит себя школьницей. В этом случае действие происходит в помещении, сильно напоминающем классную комнату, в которой проходили почти все уроки пять её последних школьных лет — тогда ещё не существовало кабинетной системы. И всё же это не класс, в годы её ученичества закреплённый за их десятым «Б»: на стене висит необычная школьная доска, никогда не виденная Юлией наяву, на полу линолеум, которого в её времена в их школе не было и в помине; чёрных парт с открывающимися крышками нет, вместо них стоят новенькие светлые столы. Все детали окружающей обстановки вплоть до орнамента на линолеуме Юля видит обострённо чётко. В комнате кружком сидят незнакомые взрослые женщины и тихо разговаривают между собой. Неожиданно Юля-школьница из сна узнаёт кого-то в одной из женщин, подходит к ней, и, желая обратить на себя внимание, хочет взять женщину за плечо, и... её рука проходит сквозь тело будто сквозь воздух. Ей становится жутко, она кричит. Кричит не только Юля-школьница, но и спящая взрослая Юлия страшно кричит, иногда при этом будя и пугая детей. Из этого кошмара она часто выходит со словами: «Я узнала её, это была Галя Криваго», после чего просыпается окончательно. В такие ночи Герману приходиться долго успокаивать испуганную жену, Юле становиться легче, когда он крепко прижимает её к себе.

Третий сюжет называется: «Юлия-алкоголичка». Ей плохо, её смертельно мутит, в голове гул, в груди невыносимая пустота. Всё, что чувствует Юлия: ей просто необходимо выпить, иначе она может умереть. Иногда в этом сне она собирает пустые бутылки, ищет их в урнах, за скамейками, в мусорных баках: пока она не сдаст бутылки, купить спиртное будет не на что; иногда она видит недобро ухмыляющуюся женщину, в которой узнает свою бывшую одноклассницу Людку Семенчук, и понимает, что та тоже её узнала. Ничего приятного в том, что её узнали, нет, и сквозь сон Юлия понимает почему: она не видит своего лица, но страшное зрелище распухших рук и ног не оставляет сомнений, что и физиономия её выглядит не лучшим образом. От насмешливого взгляда Людки Семенчук ей становится совсем плохо, потребность в выпивке накрывает с головой. Она скрежещет зубами и мучительно стонет во сне, а проснувшись, направляется к холодильнику. Там у них, как правило, есть что-то из спиртного, оставшегося от гостей. Она наливает себе на донышко чашки, глотком выпивает, и начинает отпускать вцепившаяся во сне дикая тоска.

Четвертый кошмар, собственно, не имеет сюжета. За Юлиной спиной смутно знакомый, но никак не вспоминаемый женский голос говорит: «Кто-нибудь из наших был на похоронах Герасима?». Юля во сне дергается всем телом, внезапно просыпается и смотрит на мужа не сразу узнающим взглядом. Потом она садится в постели, и Герман, зная уже, что именно на этот раз приснилось жене, обнимает её и говорит что-нибудь вроде: «Так был хоть кто-нибудь на моих похоронах?». Потом Юля не может уснуть до утра из-за бешеного сердцебиения.

В том, что ноги этих кошмаров растут из событий, происходивших в их десятом классе, они оба не сомневались хотя бы потому, что в ночь на четырнадцатое апреля Юля всегда просыпалась от собственного крика. Уже давно она вообще не ложилась спать в эту ночь.

Чета Мунцев не общалась с бывшими одноклассниками, не ходила на вечера встреч выпускников — любое прикосновение к школьному прошлому всегда стоило Юле ночных кошмаров. В первые годы совместной жизни Герману ещё случалось обмолвиться о пересечении с кем-то из десятого «Б'», тогда в зрачках жены что-то неуловимо дергалось, до конца дня она выглядела подавленной, а ночью её накрывало кошмаром. И Герман перестал упоминать дома обо всём, что даже косвенно было связано со школьной юностью.

Герману было ясно, что кошмары жены причудливым образом отражают школьную историю, тем не менее, начались они после неприятных событий, связанных с Юлиными кавээновскими друзьями. Он один знал, как тяжело Юля переживала случившееся и понимал это так: Юля попыталась начать всё с чистого листа, но жизнь будто нарочно перекрывала ей возможность восстановить нарушенную связь с миром.

Нет худа без добра: начавшиеся у Юли кошмары привели к тому, что эти двое стали жить вместе.

— Они меня в дурку упрячут! — Юля в тревоге ходила из угла в угол комнаты. — И не в том только дело, что я своими криками мешаю им спать, вернее, вообще не в этом. Отца вызывали — понимаешь? Ему сказали, что он воспитал антисоветски настроенную дочь. Родаки в шоке, говорят, что я их под монастырь подвела.