Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

Наконец, двинулись. Половина отряда быстро ушла вперед. Старый Медведь, самый высокий среди нас, вел Дона, закинув его руку себе на шею. Феликс предложил мне опереться на него, но я бодро отказался. Тогда они с Гаем пошли обок, чуть впереди и чуть позади. Все-таки боялись, как бы я опять не свалился. Но нет, крутая тропка послушно ложилась под ноги. На полдороге сообразил, что уронил карабин и забыл о нем, ополченец. Осторожно оглянулся. Но сестры несли несколько карабинов. Наверное, и мой. Вдруг всплыла запоздалая мысль, что Марта едва не погибла. Зачем Старый Медведь притащил сюда дочерей? Зачем рискует их жизнями? Прежнее отвращение опять схватило за горло.

Одолели подъем. Впереди уже был виден лагерь. Сквозь деревья белела огромная палатка с красными крестами в человеческий рост. Дымила походная кухня. Навстречу выбежали санитары, без разговоров опрокинули на носилки меня и Дона. Понесли. Марта пошла рядом.

Вдруг раздался счастливый детский визг. Птицей, раскинув руки, словно по воздуху летела Делли. Даже санитары замедлили шаг: посмотреть. И я вывернул шею. Феликс подпрыгнул, помчался ей навстречу. Схватил в охапку, подбросил, поймал, опять подбросил, и они закружились на месте. Я покосился на Марту. Она поймала мой взгляд, губы чуть дрогнули в улыбке, хотела что-то сказать. Над нами навис Старый Медведь: Марту срочно зовет капитан. Пожал мне руку и быстро ушел с нею.

Меня уложили на соломенные маты у стен палатки. Подбежала Герти. Глаза испуганные. Поцеловала в щеку, раскрыла санитарную сумку. Протерла пальцы – резнул алкогольный запах, осторожно повернула мне голову, провела над ухом смоченной в спирте салфеткой.

– Сейчас перевяжу, потом доктор посмотрит. Ты не думай, на вид ничего серьезного. Но почему же обморок? А что ты помнишь? Как это случилось?

Но я решительно ничего не помнил.

Достала круглое зеркальце в костяной оправе.

– Посмотри сам.

Левое ухо немного покраснело и распухло, чуть повыше ссадина и назревающий синяк. И все?

Смазала больное место, объяснила – «это с подорожником», перебинтовала. Смотрела задумчиво.Расстелила полотенце, поставила оловянную миску с пшенной кашей и вареной курятиной, кружку с белым вином. Сбегала за ложкой и хлебом. И я, как древний римлянин, возлег трапезовать. Опять началось то же самое: то накатит, то отпустит. Если это странное чувство – отвращение, то явно к себе. Но что я сделал такого невыносимо ужасного? Занятый только собой, даже не спросил, кто ранен, есть ли убитые. Это плохо, но не настолько. Так что случилось? Да, без сестрички куда хуже. Окликнул подвернувшегося Феликса и попросил позвать ее. Гонец поднял панику. Герти прибежала не одна, а с новым молодым доктором, чуть не вчера приехавшим на границу. Он сам разбинтовал меня, долго рассматривал ссадину, оттянул веки, послушал сердце, попросил взглянуть вверх и в сторону. Но с их приходом наваждение пропало. Доктор подергал губами, поправил большим пальцем дужку очков и начал знакомые расспросы. Я молчал.

В глазах за круглыми стеклами мелькнула искра неизвестных соображений.

– Предписываю лежать и спать. Вечером еще посмотрю. Сестра, пойдемте со мной, дам для него лекарство.

Но через две минуты вернулся один. Я удивленно привстал.

– Нет, пока не вставай, не надо. Не хотел говорить при ней? Что произошло?

Но ни слова не выговаривалось. Он терпеливо ждал. Ничего не дождавшись, спросил слишком догадливо:

– В первый раз? Тяжело пришлось? – Помолчали вместе. – Сейчас примешь порошок, заснешь…

Собирался еще что-то сказать, но смутился, повел головой. Проснулась и моя интуиция:

– Ты хотел о ней спросить?

– Хотел. Сейчас не время. – Снял очки и долго протирал их, надеясь, что я сам что-нибудь скажу.

– Есть погибшие?

– Нет, нет! – Встряхнулся, надел очки. – Просто чудо, что нет. Но раненых много. Есть тяжелые. А с тобой непонятно.

Потом надолго настал сон. Однажды его просквозили тоскливые стоны: «Рука, правая рука!» Послышалась ободряющая крепкая брань сквозь зубы и утешительный шепот. Сбоку страшным комом лежала окровавленная разрезанная рубашка. Тэкла Гран, старшая над сестрами, перевязывала раненого, я его узнал – мастер-столяр. Ей помогала Герти.

– Не вой! – прикрикнула на раненого Тэкла. – Через две недели сможешь работать.

Закончив, встала, хватаясь за поясницу, шагнула ко мне. Высокая, костлявая, с грубым, очень выразительным лицом.

– А это что за чудо в перьях? Ему заехали в ухо, а он размяк.