Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

Но вот что: как мне жить, если убью человека?.. Раньше я об этом не думал. И зачем я сюда приехал?.. Почему ты не запретил, слышишь, дядя? А впрочем, даже если убью – скорее всего не буду об этом знать. Подумаю: все стреляли, и я стрелял. Может быть, это вовсе не я убил. Может быть, только ранил… А вот Юджина знает наверняка – она знаменитый стрелок. Как странно. Нежные жилки у сгиба локтя под закатанным рукавом. Кошачьи скулы. Рысь моя рыжая. В шоколадных пятнышках.

– … шоколад, сыр, галеты.

Оказывается, все это время я спокойно слушал Делли и даже отвечал. Она протягивает сверток в коричневой бумаге и отвечает на мой вопрос – что это? – Боевой паек. – Не надо, мне некуда его деть. – Как некуда? А что у вас в кармане на спине? Неужели патроны насыпали? – Нет, я про него забыл!..

Смеюсь. Феликс берет у нее пакет и укладывает мне в наспинный карман.

Теперь на площади почти никого. Опять раскатывается звон колокола. Из переулка выбегают неслышные тени. Люди с собаками на поводке. Двое, трое, четверо. Собаки помечены на боку черным крестом по белому квадрату. Зрелище зловещее. Хотя нет, это не боевые псы, а санитары-спасатели. Красный крест кажется в темноте черным. Я никогда не спрашивал и не верил слухам, но до меня доносились, будто они, эти самые те , которым так и не придумали названия, пускают собак-людоедов, добивают раненых и пытают пленных. Мелькает дикая мысль, как интересно было бы попасть к ним в лапы. Но тут же в мозгу отпечатывается фраза: последний патрон себе. Хотя в горячке не сосчитаешь, последний или не последний. О чем я думаю? Что за бред.

Быстро, крепко, но очень нежно меня берут за руку. Оборачиваюсь, не вздрогнув. Обнимаю Марту. И вдруг стискиваю изо всех сил. Сразу успокаиваюсь. Оказывается, мне этого давно хотелось. Чего именно? Почувствовать живого человека или обнять женщину?

Вокруг поднимается движение. Паренек подводит мне оседланного коня. А я и забыл об этом. Паренька где-то видел. Марта говорит что-то.

– … пожалуйста, поменяй, не надо бравировать…

… на «ты». Но о чем речь? А, вот оно что. Темную косынку я расстелил на столе, а выходя машинально повязал белую из отглаженной шелковой стопки.

Делли подает другую косынку.

Марта командует: последняя минута подумать – и пора!

Перенимаю у парнишки повод. Нас шестеро. Делли смотрит вслед, схватившись за щеки. Быстро идем по темным улицам. Я не спрашиваю – куда. Набат молчит. Дробно цокают подковы. Уже предчувствуется рассвет. « И фиолетовый – ближайший родич тьмы, и голубой – воздушный сын рассвета …» Только стихов не хватало. Подумать нужно было о том, не забыл ли чего. Конечно, забыл. Штык-нож остался в кармашке чехла. « И алый, вдохновляющий умы, и белый – совесть песни и поэта ». И какой-то сверток на полке. Наверное, перевязочный пакет. Для него вот этот левый карман, а я туда сыпанул патроны к револьверу.

Впереди мелькают фонари за деревьями. Выходим на широкую поляну. Или на площадку. Люди, лошади. Не толпой, а сосредоточенными группами. Расставлены столы. За одним пишут, за остальными кормят. Вокруг чернеют какие-то столбы и перекладины. Виселицы, что ли? Сколько же их? Полгорода перевешать. Ужас. Нет, это стрельбище, это здесь военные занятия, это сюда я не попал, заблудившись.

Вдруг плеснули разом ветер и свет. На шесте развернулось лазурно-зеленое полотнище государственного флага. На синей половине вверху возле древка наш национальный серебряный лев. Он поднялся во весь рост, в профиль, грозные лапы вскинуты жестом защиты: «С добром ли идешь?» Здороваюсь со Старым Медведем, беру у него боевой пояс Марты, обнимаю ее поясом и застегиваю крючки. Теперь жилет. Увесистый. Подаю галантно, как манто, и хочу сказать что-нибудь нежно-веселое. Но язык сам спрашивает, где Юджина и Герти? Мне отвечают, но я не слышу, а сам понимаю, что Юджина со своей десяткой стрелков, а Герти в санитарном обозе. Слышу же, как мне кажется, свое имя. Что такое? Возле стола под знаменем стоят и оценивающе на меня смотрят индюк-знаменосец и Андрес. А ведь он мой командир. И это очень неприятно. И это он бравирует белоснежной косынкой. От них обоих можно ждать подвоха. Зову Старого Медведя выяснить, чего им надо, и взглядом прошу Марту не ходить с нами.

Да, сокрушительный подвох. Индюк хочет оставить меня при себе третьим писарем. «Здесь вы крепко поможете, а там – неизвестно. Без церемоний говорю. Неопытный, необстрелянный…»

«В седло!» Чуть поодаль направо слитные тени превращаются в силуэты всадников, и группа медленно выезжает с площадки. Знаменосец провожает их взглядом.