Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

– Тогда и появились дуэлезапретные списки?

– Не сразу. Но эту историю тоже припомнили, когда новые правила составляли.

Рассказывала она горячо. У меня возникло интересное подозрение, о котором не так просто было спросить.

– Юджина, а признайтесь. Вам хотелось его спасти? Не просто от смерти, а для жизни? Ваши чувства к нему переменились?

– Не от смерти, а для жизни? Красиво сказано. – Она серьезно замолчала, я был уверен, что угадал, но она покачала головой. – Нет, но такие странные были дни. Мне со всех сторон твердили: «Ах, какой он был, а какой стал…». Все время приходилось о нем говорить, помнить, думать. Если человек каждую минуту на уме и от мыслей о нем невозможно избавиться, это и правда напоминает…

– Влюбленность?

– Да. Но и волчья ягода напоминает кизил, только лучше не пробовать.

– Но вы ведь его все равно, что убили. Разве вы не были обязаны попробовать?.. Попробовать спасти.

– Да. И об этом думалось. Ведь правда убила. Мысленно… Но как он поступил с той девочкой? Какая женщина могла бы простить?

На мой цинический взгляд, могла бы всякая. И вдруг меня осенило:

– Он сделал вам предложение?

– Нет. Но собирался. Мне зачем-то сказали об этом. Я ни разу его больше не видела. – Она медленно, чуть-чуть улыбнулась. Очень обаятельная улыбка. – Вот вы какой проницательный. Да и как сказать? Внезапные и очень тесные отношения с человеком – это всегда нелегко. Даже если по делу, в работе. Или когда полюбишь. Ведь почему-то сначала полюбишь, а узнавать начинаешь потом. А уж если из-за того, что человека хотелось убить… это просто ужас!

Что ж, впечатления ей достались любопытные. В ответ я задумчиво и неясно заговорил о том, что совсем не понимаю, какое это переживание – любовь. Она сосредоточенно вслушивалась в путаные метафоры. Догадавшись, закивала, но возразила:

– А представьте себе, как будто вам любить нельзя. Запрещено! Можете такое представить?

– Могу, конечно.

– Вот и доказательство. От противного.

Разговор получался увлекательный, но какое-то странное чувство – уж не его ли называют нечистой совестью? – подталкивало вертеться вокруг «прощенного и забытого» и чуть ли не рассказать о безобразном пари.

– Меня вы тоже заставили бы уехать?

Она вскинулась: зачем, за что? Ах, за подвеску. Александр, забудьте! И не говорите об этом с Мартой. Такой пустяк, а столько серьезных …

Нараставший шум плеснул в дверь

. Возбужденный народ затопил комнату. Большие ящики, обшитые рогожей, один, второй, третий – встали в торжественный ряд. «Посылка из столицы! Курьерская доставка! В ранге Citius! Примите пакет!»

Время вдруг прибавило темпа. Два курьера, этакие молодцы в зеленой форме с синими кантами, командовали четко и стремительно, демонстрируя, что очень спешат. «Шнуры, пломбы, опись вложения! Своей рукой обозначьте время. Девять часов тридцать восемь минут. Распишитесь. Начальник участка, подтвердите своей подписью. Спасибо! Обращайтесь в курьерскую службу! Успехов!»

Повернулись на каблуках и пропали. Несколько человек кинулись за ними, вытаращив глаза. Остались Дон и Карло, еще несколько полузнакомых.

Прошитый зеленой ниткой белоснежный пакет размером почти в газетный лист. Зеленые витые шнуры на ящиках. Сорвал нитку. В белом пакете черный, поменьше, за ним красный, еще меньше, и три письма. Документы явно были в красном, и я его распечатал, достав диплом и свидетельства. Народ вздохнул, наконец-то застеснявшись беспардонного любопытства. Извиняясь и поздравляя, попятились в коридор. Я объявил, что завтра же регистрирую контору и – «всех приглашаю на открытие!»

Юджина стояла за преградой ящиков. Мне хотелось ее задержать, чтобы вместе посмотреть посылки. Взял ее за руку, но сообразил, почему Дон Дылда медлит в дверях. Быстро поцеловал ей пальцы, ладонь, запястье, сказал, что прошу всех трех сестер быть у меня на открытии хозяйками, и попрощался. Она соглашалась и благодарила, но мгновенный странный взгляд я поймал. Поцелуи ли показались ей не очень братскими, или она охотнее осталась бы? Получилось, что я выпроводил ее. Досадно. Позвольте, а может, ей вовсе не улыбалось уходить с Доном?

Но Карло уже принес ножницы и гвоздодер с молотком. Я почувствовал себя, как в детстве в день рожденья. Ну-ка, что там такое? Книги. Свод законов. «Всемирная энциклопедия». «Исследования по гражданскому праву», все девять томов. Собрание сочинений Цицерона. И Шекспира. И еще – Макиавелли! Карло ахал и цокал языком. Я посмеивался, но было приятно, что и говорить. На дне обоих ящиков с книгами одинаковые записки – рукой матери: «От любящего отца». Из третьего ящика появились тяжелые картонные коробки, из них, завернутое в черно-серый войлок. Что это? Нервная арабеска крыльев, когтистые лапы. Филин и сокол в яростной схватке. Пресс-папье! Письменный набор чугунного литья. Чернильница – замшелый пень среди камней и корней. Подставка для календаря – волчий след среди трав и ягод. И часы – дикий валун.