Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

… Не от всех – от бессовестных! Ладно. Не о том говорим. Ну, думал и придумал. Велел называть себя по-новому. Над ним смеялись, а он подал просьбу по всей форме: мол, хочу имя поменять. Если жив, так, может, и поменял.

Да, вы правы, такую возможность надо учитывать, я перепишу запросы. Какое же имя?

Он поморщился. Ромео! Как? Я невольно расхохотался.

Портрет вставал выразительный. Предатель-зять, по рассказу судя, был человеком очень глупым, но с неуклюже-трогательными синеглазыми порывами. Словно его синеглазость что-то ему пообещала, куда-то поманила, но обманула. Темная и грубая душа дергалась, ворочалась, но глупость никуда не пускала.

Завистливый был и трусливый. Завистники храбрыми не бывают.Хватит о нем! Навяжется такой на шею, и не знаешь, что с ним делать. Чтоб на дочке с внучкой не выместил. Вот ты говоришь, что она тебе мешает!

Я подержал паузу и дружелюбно напомнил, что ничего подобного не говорил. Он рванулся, но тут же мрачно сгорбился.

«… на лбу написано. Да и говорил… Мне – что другую контору снимешь, а ей – что я недоволен. А ребенок исстрадался. Дедушка, плачет, дедушка, мне хоть в петлю лезь, а еще и ты недоволен. Что ж думаешь, я буду на твоей стороне против родной внучки? По-твоему, это правильно?»

Положил кулаки на стол. Сжал, разжал. Я тронул его за рукав и сказал, что мы с ним на одной стороне и оба хотим девочке помочь.

– Знаю я, как ты хочешь помочь! Целовался со своей Мартой людям напоказ. Горько, горько! Похвастаться не терпелось. Хоть бы подумал, что ребенок смотрит!

Я попросил его поверить, что и этого тоже не было.

Он задохнулся: что ж ты в глаза врешь! Люди видели!

Со строгой задумчивостью я сказал, что его враждебность меня огорчает.

– Ишь ты… не ухватишь. Правду говорят: душа добрая. Да от этого только хуже. Лучше б я ей твердил: да зачем он тебе такой нужен? А ты, черт тебя возьми, всем хорош, еще и добрая душа. Ну говори, помоги, что теперь делать?

Я сказал, что настаиваю: контору мне придется менять. Оставаться здесь – только тревожить ребенка. В ответ началась прежняя паника: без ножа режешь!

Уже было ясно, что происходит. Все советы он будет отклонять как невозможные, а когда моя изобретательность иссякнет, я окажусь виноватым. Сильный прием, чтобы сломать собеседника. Даже лекцию о нем помню. Не понял я одного: как различить, намеренно ли человек его использует или сам не понимает, что делает?

Решил продолжать и поинтересовался, не пора ли Аните навестить родственников – вы говорили, у вас родня в деревне. Он строго помолчал. Нет. Никого в живых не осталось. И деревню ту сожгли. Но может быть, вы сами съездите с девочкой за Реку на неделю-другую? Нельзя! У меня дела, у нее школа. Не время разъезжать. Тогда я постараюсь выкроить время, и мы с Мартой поедем в столицу. Еще хуже! Ребенку горе, что вы вдвоем катаетесь. Понимаю. Уеду один. Да ты что! Будто мы тебя выгнали!..

Пора было прекращать эту шахматную партию. Спросил мирно, но пристально: а что вы сами намерены делать и что советуете мне? Он вскипел. Не знаю! У тебя спрашиваю! Ты помочь обещал!

Попросил его объяснить, чего он сам хотел бы в этих нелегких обстоятельствах. Опять ошибка. Сейчас ответит, что ему ничего не нужно кроме благополучия внучки.

– Будто непонятно! Чтоб не плакала, не мучилась. Чего ж еще. Вот и говори!

Он вскочил. Шагнул. Было тесно. Сел. Толкнул стол. Тяжелый стол даже сдвинулся.

Жалко его было – это да.

– Вы человек прямой и честный… – Вдруг подала голос моя догадливость, которая появлялась по собственному капризу, а не тогда, когда надо. – Вы сказали, что девочка плачет и жалуется, как ей тяжело. Что еще она говорит? Чего хочет, чего просит? Давайте обдумаем вместе.

Догадливость злорадно подсказывала, чего просит крошка: «Дедушка, заставь его жениться!» А дедушка то сердится, то обещает: постараюсь. Или даже: заставлю.

Помолчали. Он вздохнул и решился:

– Да, прямой! Хитрить не привык. Только они две у меня и есть. Все для них. А что выходит? У дочки жизнь не задалась. Сначала этот паразит, потом события. А ведь какая была веселая, красивая. Теперь никуда не показывается. Дома прячется, как виноватая. Хотя не виновата ни в чем. Наоборот! Малышку спасла. А мне пора уже думать, как без меня останутся. Ты парень что надо и девочке по сердцу. Ребенок еще, но это ничего. Воспитаешь жену. Слушаться будет, в рот тебе смотреть. Счастье – оно хорошо воспитывает. Куда лучше беды. Сейчас такая беда, что сам не свой. Тебя так и прибил бы. Или хоть разругался с тобой, да ты не даешься. А кто ты – самый злой враг или самая близкая душа – от тебя зависит. Я все понимаю. У тебя другая, ты ей слово дал. Но бывает, что слово и назад берут. Скажешь – тогда другая будет горевать. И Старый Медведь… Все правда! Понимаю. Я ж не изверг. За них душа изболится, перед ними буду виноват. Придется с этим жить…