Елена Котова - Период полураспада

– Вы, Наталия Семеновна, оказывается, бандитка, – заявил Вардуль-папа. – Вас не научили, что недопустимо врываться в чужую квартиру и выбрасывать не вам принадлежащие и не вами заработанные вещи.

Виктор отпаивал жену валокордином, говоря, что Коля – парень неплохой, а теперь еще и маленький злодей… образуется. Алка отвечала, что с новой семьей им не сойтись никогда, на что муж резонно заявлял, что Алкиной семье не сойтись и ни с какой другой.

Прошел месяц, а у злодея так и не было имени, кроме «Чуни», семьи вновь схлестнулись. Коля Вардуль настаивал на имени Вадим, потому что это была подпольная кличка его отца, на что уже по этой одной причине Лена согласиться не могла, да и само имя ей не нравилось: мутное какое-то. Имена, нравившиеся ей, – Игорь, Филипп, Антон, – муж отвергал. Свекровь убеждала ее, что выбор имени сына – прерогатива отца, на что та отвечала, что рожала-то она. Пришлось писать имена, не вызывавшие ни у мамы, ни у папы явного отвращения, и тянуть жребий из наволочки. На следующий день Коля принес свидетельство о рождении на имя Юрия Николаевича Вардуля.

Два месяца спустя после рождения правнука, в светлый день Пасхи… А кстати, почему Пасха всегда считалась главным праздником в семье? В ней никто не верил в Бога, ни одного из младенцев не крестили… Так или иначе, но именно в светлый день Пасхи у Екатерины Степановны случился инсульт. Парализованную, ее отвезли в больницу, куда переехал и Соломон. Крохотная, тщедушная Катя лежала в кровати с сеткой, потому что какие-то двигательные инстинкты вернулись, а разум и речь – нет. Алка с Виктором разрывались между больницей и дочерью.

В начале июня Гулю с трехмесячным Чуней перевезли на дачу: семья Котовых уже несколько лет снимала полдачи у вдовы-генеральши на полюбившейся им станции «Трудовая». Лето выдалось на удивление холодным. Гуля таскала воду ведрами из колодца, стирала в ледяной колодезной воде, готовила Чунечке каши и протертые овощные супчики, ходила с коляской за продуктами в сельпо. Укладывала сына спать и отправлялась мыть посуду. Перепеленывала проснувшегося, мокрого, орущего малыша, снова кормила его. С коляской шла к комендантскому домику, чтобы, отстояв очередь, позвонить в Москву. Возвращалась, грела ведро воды, купала сына, кормила, укладывала и стирала оставшееся белье, пока вода еще теплая. Потом той же водой мыла полы. От холода, постоянной возни в воде и авитаминоза у нее пошли гнойные ячмени на глазах и начался фурункулез, пропало молоко, и она вновь, как в детстве, покрылась струпьями экземы. Но Чунечке был нужен свежий воздух, и она продолжала мерзнуть на даче. Единственной отрадой были выходные, когда родителям удавалось оторваться от больницы, и они приезжали, часто с Мишкой. Алка брала на себя заботу о внуке, а Гуля с отцом и Мишкой резались в преферанс. Мишка всегда приезжал с фотоаппаратом: Чунька менялся с каждым месяцем.

Чуня ел персик, размазывая его по щекам, не догадываясь, что ему исполнилось полгода и потому в семье праздничный обед. Природа очнулась от вечных слез, террасу заливало солнце, хотя было уже по-сентябрьски зябко. Коля Вардуль, как водится, болтался то ли в городе, то ли на даче у собственных родителей. Алка жарила картошку с грибами, Гуля накрывала на стол, Мишка держал наготове фотоаппарат.

Котов, надевший полковничью форму, вышел на лужайку, взял на руки внука.

– Давай, Миш, снимай. Пусть Мася, – дед теперь звал внука «Масей», забыв прозвище «злодей», – запомнит, какой у него был дед! – Лицо деда светилось счастьем, а сидящий на его руках внук, укутанный в байковое одеяло, смотрел куда-то вдаль из-под съехавшего на бок чепчика.

Таня тем временем доучивалась в Московской консерватории. После кончины Льва Оборина ее педагогом стал Евгений Малинин – ученик Нейгауза, но Алка фыркала, что Малинин – конъюнктурщик, заставляет Таню чрезмерно увлекаться дешевыми концертными эффектами, а вот как бы не утратить глубину Льва Оборина… Алка умела мастерски насыпать соль на раны самым дорогим и близким людям.

Пикайзенов, правда, ее соль особо не травмировала. Виктор в разговоры сестер не вникал, а Ирка в силу своего доброго нрава на шпильки сестры давно не обращала внимания. Это она так… любя. Алка же искренне рада, что Танюшка – всего в шестнадцать! – стала лауреатом конкурса Шопена, конкурса особенно трудного, на котором жюри традиционно дискриминировало русских исполнителей. Это была серьезная заявка на блестящую карьеру.