Таня видела себя не только на сцене ведущих концертных залов мира, но и – непременно – утонченной красавицей: известно же, что все пианистки, сидящие годами скрюченными за роялем, страшные уродки. Она поставила себе целью приобрести гладкую просвечивающую кожу лица – как и Гуля, она с детства была склонна к диатезу – и тонкий стан. Сев на голодную диету, питалась сельдереем, петрушкой, огурцами и морковью, изредка творогом или рыбой.
Ирка не считала возможным препятствовать дочери, только тревожилась, что та подорвет обмен веществ. Алочка протестовала более доступными для Таниного понимания способами: после голодной диеты вес набирается быстрее и больше, чем раньше. Танькино упрямство было ее способом борьбы за право собственного выбора. Хотя бы в поедании петрушки.
В итоге накануне отлета на конкурс в Швейцарию у Танюшки приключился приступ почечной колики. Ясно, что от многомесячного питания петрушкой, чрезмерно богатой минеральными солями. Ирка и Алка по телефону решали, можно ли ей в таком состоянии лететь и сможет ли она выйти на сцену, Решили, что сможет, точнее – обязана. Тане сделали новокаиновую блокаду, накачали антибиотиками и посадили в самолет.
На сцену Танюшка вышла, но конкурс провалила. Стала готовиться к следующему – имени королевы Елизаветы в Брюсселе, – но не прошла отбор. Потом не совсем удачно выступила на следующем. Ирка горевала, что после провала в Швейцарии у Тани произошел надлом.
Конечно, надлом произошел, разве кому-нибудь дано бестрепетно перешагнуть через неудачу, обесценившую месяцы забвения себя, красок мира, месяцы непрерывной работы мысли, души, рук? Но ведь можно идти дальше, забыть неудачу, вновь отрешаться от настоящего и жить будущей победой. Не многим дано понять, что жизнь – это лишь здесь и сейчас. Едва ли и восемнадцатилетней Тане было дано это понять, но она задумалась о том, нужны ли ей конкурсы, к которым ее готовили с младенчества, и решила, что скорее не нужны. Не хочет она, как отец, исступленно готовиться к ним, не хочет весь день переживать этих сводящих с ума приступов страха перед выходом на сцену на глаза жюри. Не было в ней азарта конкуренции, по крайней мере, его не было в такой степени, чтобы подчинить жизнь завоеванию признания. Таня играла поистине блестяще, звучание рояля под ее пальцами ошеломляло знатоков. Шопен, Чайковский, Шуберт, Лист – все самые сложные пьесы, требовавшие виртуозного исполнения и тонкой легкости. Но драться за карьеру она не хотела или не могла. Ей нравилось концертировать, но ей не претили вторые роли, ей было уютно в тени мощной славы отца. С радостью она все чаще и чаще выступала только с ним. Виктор Пикайзен выбирал для камерных концертов сонаты для скрипки и фортепиано, переложения скрипичных концертов для этих инструментов, чтобы не превращать дочь в аккомпаниатора. А Таня блестяще заменяла целый оркестр, извлекая из рояля все оттенки партий самых разных инструментов.
Мальчики Таню интересовали, но далеко не так, как сестру. Таня не без удовольствия втянулась в Гулин кружок выпускников «зарубежки», приятелей Вардуля, которых Гуля считала собственными, ибо знала их еще со времен преферанса на втором футбольном поле, и они приходили к ней на вечеринки ради нее, а не ради Вардуля. Гуля приглашала гостей почти каждую неделю: у замужней дамы должен был быть свой салон. И сестра-пианистка придется в нем как нельзя более кстати, и они сблизятся, все одно к одному.
«Какие яркие, красивые картинки, – Лена Котова перелистывала журналы в спецхране библиотеки на Профсоюзной. – Яхта, а вот замок… А это что за машина? Написано BMW. Это что, сокращение? Это, ясное дело, Париж, вон, Эйфелева башня. А это что, Африка? Бамбуковые тенты и пляжи. А вот и надпись под картинкой – это Мадагаскар». С осени родители взяли-таки няню, и теперь Лена три дня в неделю писала диссертацию в библиотеке ИНИОНа [3], заменившей ей, ее новому кружку и приятелям их приятелей сачкодром корпуса гумфаков МГУ в качестве места всеобщей тусовки. Все аспиранты гуманитарных факультетов ошивались там. Писали или делали вид, что писали диссертации, по полдня проводя в курилке, где травили анекдоты и даже играли в шарады.
Ленина диссертация писалась легко и быстро: подумаешь, каких-то двести страниц компиляции, работы на полгода. В библиотеке журналы по современной экономике и политике можно было получить только в «спецхране», куда пускали лишь аспирантов и научных сотрудников. Лена листала The Economist, Der Spiegel, Far Eastern Economic Review, находила нужные статьи, выписывала цифры и цитаты, снова листала журналы…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу