Александр Мелихов - Мои университеты. Сборник рассказов о юности

– Дима. – Он покачнулся мне навстречу, но промахнулся и ткнул своей рукой мне в живот.

Мы оба смутились. Мир потихонечку становился цветным. Я заметила на его бледном лице ярко-голубые глаза и вспомнила, что цыганка нагадала мне еще в школе синеглазую любовь. Любви пока не было, но жизнь стала обретать смысл.

– Ты со статистики? – поинтересовался Дима.

– А что, на мне написано, что я плохо учусь? – уже в своем репертуаре съехидничала я.

Увидев его недоумение, пояснила, что военная кафедра такого о нас мнения.

– Ты что, не в курсе? Разве вас не пугают переводом к нам? Ты сам-то откуда, не местный?

– С кибернетики. Нас так просто не запугаешь. А вот мы как раз другое знаем, что на вашей статистике самые красивые в институте девчонки учатся.

У меня в животе что-то затрепетало. Я схватилась за бок, испугавшись, что трепет может оказаться со звуком и будет похож на урчание. Дима улыбнулся:

– Ты, наверное, есть хочешь? Пойдем за талонами на обед. Нам, как донорам, положено усиленное питание, я слышал, даже… с красным вином. Айда, отметим знакомство…

И я уже вовсю любила эту пятницу, вообще все пятницы и всю военную кафедру вместе с майорами, полковниками и ВПХР.

Рассказано моим другом лично, с его слов записано верно .

Итак, есть у меня младший товарищ (а я для него, соответственно, старший), с которым я иногда делюсь неимоверным жизненным опытом. По натуре мой друг – аферист, и очень талантливый, но приличные еврейские родители, с коими я тоже знаком, приделали к его голове радиатор и регулярно заливают туда тосол. В результате охлаждения мозгов аферы у парня получаются не очень опасные, а в свободное от обувания доверчивых граждан время он даже сделал неплохую для студента карьеру в медийной отрасли.

Зовут героя Яша Кац, и фамилия вытатуирована на его физиономии, как членство в КГБ – на лике сами знаете кого.

Выше я уже отметил, что есть у Яши родители. Папа – математик и мама – красавица. Глаз не оторвать. Также от Марии Яковлевны не оторвать разнообразных мужчин, стремящихся постонать одним воздухом или хотя бы подышать им.

Год назад среди страждущих неожиданно обнаружился генерал. Настоящий. Лампасы и погоны проступали сквозь ткань изысканных костюмов. В общем, генерал с возможностями и со вкусом. Звали старого чекиста подобающе – Петр Сергеевич Березин. Причем его национальность сияла на лице не меньше, чем Яшина.

Он сразу пошел на штурм Марии Яковлевны, но его облили кипящей смолой еще на подступах к крепости.

Оценив потери, он предложил искреннюю дружбу.

Яшина мама сообщила, что дружить им не о чем, но если он настаивает, то может дружить с сыном и быть ему полезным.

Госпожа Кац поступила как еврейская мама, генерал Березин – как русский офицер. Мгновенно взял Яшу под крыло и не из надежды на доступ к телу, а потому, что дама попросила.

Раз в пару месяцев он приглашал юное дарование на беседу, спрашивал, все ли хорошо, и учил уму-разуму. Накануне нового рандеву юному аферисту засветило увольнение на почве личной неприязни одного из топов. Учился и работал Яша в Москве и «поуехать» не собирался. Об этой ситуации было доложено покровителю на встрече, проходившей на этот раз в лобби петербургского отеля NN.

Петр Сергеевич задумался. В этот момент случилось чудо. По отелю катилась сфера в сопровождении двух кубов. Она была в дорогом темном костюме при двух телефонах, кубы – в дешевых темных костюмах при наушниках и оружии.

Петр Сергеевич просиял и ошарашил лобби громогласным:

– Моня, стой, старая сволочь!

Сфера остановилась и дала полный назад.

– Петюня!

Выдающийся нос уткнулся в солнечное сплетение генерала Березина. Кубы отошли на два метра.

– Ну что, все спекулируем?

– Так ловить-то некому!

– Знакомься, мой племянник, Яша. Яша, это мой старый товарищ, Моисей Ефимович.

– Хаймович, Петя, Хаймович.

Моисей Хаймович внимательно посмотрел на Яшу, поднял брови и, не оставляя генералу места для маневра, ответил:

– Петюня, ты кому голову морочишь, лицо его видел, он такой же тебе племянник, как Арафат мне – дядя!

Генерал надел суровость, вздохнул и отрезал: