Александр Мелихов - Мои университеты. Сборник рассказов о юности

– Никак нет, – едва сдерживая улыбку, отрапортовал сержант.

– Точно?

– Так точно.

– Странно, я же помню, что здесь ее оставил. Полтергейст какой-то. Но я с вами разберусь. Гопники какие-то, а не курсанты, шинель нельзя оставить, – ругаясь, сказал он, уходя из расположения.

На следующем строевом смотре я светился, как именинник. Еще бы, на мне была прекрасная, по росту подогнанная офицерская шинель.

– Вижу, что мои слова дошли до вас, товарищ младший сержант, – сказал начальник курса. – Вот объясните мне, почему, вас пока не натянешь, вы не шевелитесь? Неужели сразу нельзя было добыть такую шинель и не быть клоуном на плацу?

Я промолчал. А в это время между шеренгами ходил замполит и внимательно высматривал свою шинель. Задумчивый и чем-то озадаченный, он подошел и ко мне.

– Странно, – промямлил он. – Странно, откуда у вас эта шинель? – спросил он меня.

– Выдали на складе, товарищ полковник, – четко ответил я, глядя ему честно в глаза.

– Что-то она смахивает на ту, которую получил я.

– Никак нет, товарищ полковник, на ней и бирка есть, что она моя.

– Покажите?

Я отвернул полу шинели. Замполит долго изучал клеймо, но так ничего и не смог ответить. Так и ушел ни с чем. Едва я перевел дух, как по плацу раздался рык замначфака.

– Где этот боец Первой конной, а ну иди, сынок, сюда.

Я вышел из строя.

– Я так понимаю, что коня ты не нашел, а, казачок?

– Нет, не нашел, зато шинель новую добыл.

– Да вижу, ладная шинель. И где же ты ее достал?

– Друзья со старших курсов помогли.

– Молодец, хвалю.

Я стал обратно в строй и уже спокойно достоял строевой смотр. Вот такая история со мной приключилась.

В МЭСИ (Московский экономико-статистический институт), который мы в хорошем настроении расшифровывали, как Московский эстрадно-сатирический, а в плохом – Можно Элементарно Стать Идиотом, – самой уникальной кафедрой была военная. Ее мы называли Войкафедра, так как немало студентов через нее пострадали. Еще можно было понять необходимость для войкафедры кибернетиков и программистов, но статистики… Зачем им наш факультет статистики, отличающийся поголовно женским составом и гуманитарными наклонностями? Никакой пользы ракетным войскам и артиллерии мы не могли принести однозначно. Преподаватели военной кафедры так и пугали некоторых нерадивых студентов: «Будете плохо учиться, переведем на статистику!» Сила влияния военруков была колоссальная, казалось, без них ничего в институте не решается. И целых три года – со второго по четвертый курсы, мы жили, ощущая прямое причастие к армии.

Каждую пятницу мы, студенты, точнее, студентки-статистики, дружно стекались в тихий зеленый, ничего не подозревающий район Плющихи, где в подвале одного массивного жилого дома располагалась наша боевая кафедра. На подходе «к объекту» приходилось торопливо убирать распущенные волосы в хвосты, стирать с губ помаду, извлекать из сумочек галстуки-«селедки» и… таким последним штрихом довершать портрет рядовой студентки. Забыла упомянуть, что мы были одеты в защитного цвета рубашки, которые мять было ни в коем случае нельзя, так что летом все жители и гости нашей столицы от «Лужников» до «Кропоткинской» любовались на наши о«форм»ленные зеленые девичьи фигурки. Немногочисленным мальчикам тоже приходилось несладко: завкафедрой майор Романюк по пятничным утрам гонял их в парикмахерскую, если волосы на мальчишеских висках казались ему на миллиметр длиннее положенных двух пальцев над ухом. От девчонок на кафедре еще требовались скромные темные юбки до колена. Майор Романюк не терпел джинсов.

– Джинсы – это ночная форма одежды! – бушевал он и гнал очередного непослушника домой переодеваться. Поскольку все жили в разных концах Москвы, то студент мог не успеть вернуться даже к концу занятий, и тогда ему впаривали прогул.

Так вот, по пятницам мы посвящали себя военной кафедре. Что мы там изучали, до сих пор остается тайной. Наши большие тетрадки в девяносто шесть листов были пронумерованы, и каждое занятие дежурный расписывался в том, что не пропало ни одного листочка. В конце занятий тетради опечатывались. Разумеется, схемы танков времен Второй мировой войны (исключительно наших союзников или противников) вряд ли могли удивить иностранных шпионов, но от нас даже эти сведения невозможно было узнать даже под пытками, в силу забитости наших женских головок всякой ерундой.