Александр Мелихов - Мои университеты. Сборник рассказов о юности

Бригадир Вася, крепыш лет сорока с казацкими усами и кривыми ногами, сказал:

– В восемь утра чтобы как штык стоять у первого дома. Вода в бачке, столовая и магазин в селе. Свет отключают в 10 вечера, утром зажигают в 6. Все!

Мы погуляли по степи, по селу, поужинали, попели песни, умылись и в 10 легли спать. В восемь утра рыжий Вася, в галифе и сапогах, смазанных дегтем, построил нас, дал команду – «сми-р-рно»! Затем сказал, что будем штукатурить стены в домах, и выдал старые чистые комбинезоны. Потом спросил:

– Кто ездил на лошади?

Я после школы год пропахала маляром, и на фиг мне еще штукатурить! – мигом, пока девки рот разевали, выскочила вперед, широко скалясь – повезло:

– Я, командир!

Вася внимательно осмотрел меня и поправил усы:

– Ладно, малявка! Будешь водовозом. По местам!

Девки понуро потопали разбирать мятые грязные ведра и мастерки. А я на крыльях полетела в конюшню.

Там познакомилась с дедом Тимохой, который, как дед Щукарь, был веселым балагуром. Повел меня в конюшню. Мой конь Буран был работягой-тяжеловозом. Я задавила страх и трясучку перед его большой мордой, и пока он стоял, я робко гладила его. Он ласково косил на меня блестящим глазом, и я решительно поцеловала эту морду. Легко стало, поняла – все смогу!

Быстро научилась запрягать, старательно определяя все на свои места – хомут, оглобли, дугу. Только затягивать подпругу не сразу научилась – ногу задирать было высоко, парни-конюхи помогали. Тимоха учил:

– Крепше даржи, ядрен корень, да ташши, ташши, не вози хомут-то по земле, водовоз, ешкина мать!

Освоила езду, управляя вожжами. Дед только раз со мной съездил за водой. Я ему пела песни. Он сказал:

– Молодец, шустра, наша девка! Вечером будем ездить верхом. Потом саман будешь месить.

– А это че тако?

– А увидишь како!

Два раза в день верхом на бочке я тилипала к речке за водой. Желтая степь дышала ветром с ковылем, в груди был сплошной восторг от необыкновенной удали и счастья, что еду на коне, от солнца, палящего в изумрудном небе, бесконечности степи. И во весь голос орала песни. Приехав на речку, заезжала в реку, купалась в одежде, набирала ведер двадцать воды, и назад. Высыхала, пока ехала назад. Девки завидовали:

– Хорошо тебе, на лошади умеешь ездить! Купаешься, а мы тут с ведрами по козлам скакаем в грязи – потаскай-ка!

– Да вы че?! Не ездила я никогда! Захотела, вот и выскочила, и научилась!

Девки уставали сначала, ныли, распластавшись на койках:

– О-ой, все болит, будто трактор проутюжил!

Потом свыклись. А я с парнями через три дня скакала по степи до речки, мыли коней. Я припасала Бурану кусочки сахара, чтобы он любил меня. Он нежно собирал их с моей ладони мягкими губами. А я целовала его морду с добрыми томными глазами, чистила до блеска шерсть, чесала гриву и видела, что ему нравится.

В воскресенье пришел Валерка с парнями, привез проигрыватель. Мы танцевали возле крыльца под тополями, пока был свет. Потом ушли и целовались. Он бормотал:

– У-уу, какая ты горячая! Прям полыхаешь, аж сам горю…

Гладил мою грудь и бедра, а я тряслась, прижавшись спиной к тополю, ускользала от него, а он приближался-придвигался, шумно дышал и канючил:

– Светик, ну, я же люблю тебя!.. Ой какая мягонькая… хочу… ну, куда ты… да постой!..

Парни позвали:

– Валера, кончай, пора топать, завтра рано вставать.

Он очухался:

– Вот черти, не дадут нацеловаться! Пора, Светик!

И поцеловал, прижав к себе так, что я заверещала. Бестолковая любовь, головка забубенная!

И снова – Буран, степь, речка. Девки были бледные, я как негра, только зубы и глаза, цвета неба, сверкали.

А потом меня присмотрел Армен, красивый парень из строителей. Проходу не давал, летел к телеге ведра таскать, глаза горели, пряники носил. А в субботу напился и к нам пришел, звать меня погулять. Я отбрыкивалась, а он все настойчивее звал, стал злиться неуправляемый, Ленка побежала за его отцом. Отец гортанно что-то рычал ему, понятно было только по-русски «п…дюк». И погнал его своим батогом. Мы успокоились. Но Армен опять приперся среди ночи и грохотал в дверь, орал:

– Свето мая, открой на минутка, сказать нада, а?!

Мы тряслись от страха, что сорвет с крючка дверь. Ленка истерично завывала-рыдала-хохотала, как джазовый оркестр, девки кричали в форточку:

– Э-эй, кто-нибудь, по-мо-гиите!!! – стояли у двери с табуреткой, утюгом, метлой и большим алюминиевым ковшом. А я орала в щель:

– Пошел вон, козел, убирайся, милицию зовем!!!