Александр Мелихов - Мои университеты. Сборник рассказов о юности

Появился папаша и уволок неразумное чадо, повторяя любимое русское слово и лупя его по заднице батогом. Армен верещал, махал руками и ныл:

– Свето лублу! Жениться хочу! Ой! Нэ бэй, болно, твою мат!

Утром я сказала Васе, что боюсь Армена, уеду домой на неделю. Он упирался, но я умчалась на попутке. Воду возил Тимоха.

Дома побыла, назад возвращаюсь, доехала до райцентра, жду попутки на развилке. Выскочил из-за бугра молодой парень на мотоцикле:

– Куда тебе, рыжая? Я Митяй.

Сказала. Поехали. Сижу сзади, обняв парня. Летим по кочкам да рытвинам, аж зрачки прыгают. Пригорок проскочили, а там лужа и скользкая тропа. Мотоцикл заелозил, Митяй еле удержал его, я и ляпнулась в лужу на корягу. На бедре сбоку дырку проткнуло и больно зажгло. Дырка на штанах, кровь, сама в грязи. Митяй мотоцикл кинул, подхватил меня, грязную, на руки, усадил в седло.

– Извини! – сказал, зубами штанину разодрал, из ранки кровь и грязь течет. Вытер рукавом грязь, встал на колени. – Не бойся, до села близко, очищу, жгут наложу и домчимся.

И присосался губами к ране, возле задницы. Пососет и сплюнет, пососет и сплюнет, а я губы кусаю и реву. Ранка, смотрю, очищается от грязи и кровь не так хлещет. А он все сосет и плюет. Потом осмотрел внимательно рану, вытянул из-под ремня рубаху и зубами рванул полосу. Снова поплевал-пососал, облизал и туго замотал бедро:

– Держись, рыжая, не дрейфь! – мигом домчу.

Я обхватила Митяя за талию, прижалась к спине и лила слезы с соплями в его пахнущую ядреным мужицким потом рубаху. Так долетели до фельдшерицы. Та расспросила, ранку обработала, укол противостолбнячный вколола, сказала:

– Повезло, девка, парень все правильно сделал, заживет до свадьбы. Как ты это сообразил-то, хлопец, рану вылизывать? Девку спас!

– Санитаром был в медсанбате, недавно дембельнулся.

Дождался меня на крыльце, дал закурить. Сказал:

– Жаль, в Свердловск на днях уеду в медицинский поступать, а то бы остался, понравилась ты мне, рыжая! Может, и вышло бы у нас, а?

– Да не жалей, Митяй, таких, как ты, на свете нет, найдешь свое счастье! Спасибо, дружок, век не забуду!

Потянулась к нему, обняла и поцеловала. Он тоже обнял, поцеловал и погладил меня, спрыгнул к мотоциклу:

– Не поминай лихом, рыжее солнышко!

Дал газу и лихо крутанулся вокруг меня, сверкая прощальной улыбкой. Скрылся за углом, и я увидела девок, глазеющих на нас из окон дома. Ясно!

Я добралась до дома, дождалась девок и накормила их гостинцами от мамы и купленным портвейном. Они сказали, что Армен теперь клеит Ленку, но к нам боится ходить, отец его так отходил батогом, что он не пьет, нормальный теперь. Ленке пряники носит и жениться зовет. Она его не боится, пряники берет, но с ним не ходит, отец сказал – убьет Армена, если увидит. Они закончили работу и на днях уедут.

Я встретилась с Бураном, ребятами и дедом Тимохой, и все продолжилось. А еще я верхом на Буране месила глину для самана, которым местные жители обмазывали свои домики и потом их белили.

Село находилось на границе Казахстана, в нем жили русские, немцы, башкиры и казахи. Возле казахских избушек пылали сложенные из камней печурки, где старухи в казахских безрукавках с белыми чалмами на головах, пекли лепешки. Они замешивали муку с водой в алюминиевых тазиках и, откинув подол, на голой коленке мяли колобки теста, лепили и пекли лепешки. Угощали нас, это было вкуснее пряников.

Наши парни еще раз приходили, и мы с Валеркой опять крутились вокруг тополя и целовались до опупения. А потом парни топали до своего села по темени полтора часа.

Дождя не было. Каждый день полыхало белое раскаленное солнце на ярко-синем небе. Я ехала с Бураном на реку и пела песни. Как прекрасна была желтая, с щекочущим ноздри запахом ковыля бескрайняя степь! Я полюбила работу водовоза в стройотряде. А было мне всего восемнадцать.

«Весна, весна на улице, весенние деньки. Как птицы заливаются трамвайные звонки». Ах уж эта Агния Барто! Да, весна, и не только на улице, а прежде всего в душе. Мы студенты третьего курса МВТУ им. Баумана. Осталось преодолеть два барьера: зачетную и экзаменационную сессии. А там свобода, аж на два месяца. Кучкуемся по интересам, душевной привязанности, любви. Но, как говорится, «загад не бывает богат». Валеру, комсорга нашей группы, вызвали в факультетское бюро, и вскоре он вернулся с сообщением:

– Весь третий курс едет на целину по комсомольским путевкам. Все пишут заявления. И кто едет, и кто не едет.