Карл-Йоганн Вальгрен - Живописец теней

– Сукин ты сын, Карстен!

– Sorry…

Иоаким поглядел в щелочку – Марио и Эмир пружинистым амфетаминовым шагом направились к своему «ламборгини». Он перевел взгляд и на обложке распутного мужского журнала обнаружил коллаж кадров из фильма, где тут же узнал знакомых: тут были и диссидентка Кайза, и заботливая Тильде… «Немцы в восторге от „Лосей и грудей“, – гласила рубрика. – Бесплатный видеодиск и множество фотографий со съемок фильма».

– Сукин сын, – произнес Иоаким с еще большим чувством.

– Знаю, знаю! Но у меня не было выбора! Не волнуйся, народ к этому относится вполне деликатно… я имею в виду, если попадается кто-то из знакомых в таких репортажах…

– Ты же клятвенно обещал, что в Швеции фильм не пойдет!

– Не помню, чтобы я так уж клятвенно обещал…

– Обещал! Клятвенно!

– Мне это запомнилось по-другому…

– Ты за это получишь!

– Ясное дело, получу, Йонни, я уже дробь выбиваю зубами. И вообще, с чего ты решил, что можно верить такому типу, как я? Я бы на твоем месте не поверил.

По неписаным правилам уголовного мира им полагалось скрываться среди соблазнительных журналов еще минут пять. «Ламборгини» рванул с места и исчез со скоростью «Формулы-1». Промокшие путешественники по-прежнему искали защиты в теплом кафетерии. На шведское королевство обрушился проливной весенний дождь…

– До Гётеборга не больше часа, – сказал Карстен, сворачивая за Йончепингом на стоянку с двумя сортирами. – Мне надо облегчиться. А ты позвони пока свояку. Где-то же нам надо остановиться.

Хамрелль и сын разошлись по скворечникам. Иоаким набрал номер Эрланда. Тот говорил коротко и собранно. Жанетт приехала, и он рассказал ей все, свалив главную вину на Иоакима.

– Ты должен меня понять, мне и так хватает. Вся моя семейная жизнь висит на ниточке.

Шантажисты пока не давали о себе знать, но кто знает, хороший это знак или наоборот. Надо как можно скорее встретиться и все расставить по своим местам. Жанетт хочет заявить в полицию, и он, Эрланд, все более склоняется к мысли, что она права.

– Вот и хорошо, – сказал Иоаким, – мне это очень подходит. Я в получасе езды от Гётеборга, вынужден был уехать из Стокгольма.

Эрланд сообщил ему дверной код. В их кооперативе есть комната для приезжающих, он оставит ключ в двери. Они с Жанетт идут сегодня в гости. Завтра утром можно будет все обсудить.

– Я не один. Со мной приятель, он тоже замешан во всей этой истории. И его сын из Колумбии.

– Уголовники?

– Не больше, чем мы с тобой, Эрланд… к тому же у вас с его сыном общие политические симпатии: он носит обязывающее имя Фидель.

– Не доставай меня, Иоаким…

– И ты меня не доставай! Какое это все имеет значение? Мы все в одной лодке. И ты мне, кстати, не рассказал – зачем тебе деньги?

Свояк понизил голос, и Иоаким понял, что Жанетт где-то поблизости.

– В другой раз, Иоаким… И кстати, когда завтра зайдет разговор, имей в виду: это ты меня попросил позаботиться о подделках тестя. Почти вынудил. И ни о каких деньгах даже речи не было…. Я просто оказал тебе услугу и послал картины в Стокгольм. Даже понятия не имел, что ты собираешься их продать.

В трубке опять пискнул сигнал SMS. Он догадывался от кого.

– Это звучит по меньшей мере нелепо, Эрланд.

– Вся история нелепа. Откуда мне было знать, как ты распорядишься своим наследством? Я считал, ты хочешь сохранить картины как память о Викторе… что они для тебя представляют, так сказать, ностальгическую ценность… Я ошибался, сказал я Жанетт. Я совершил ужасную ошибку! Я был слишком доверчив. Конечно, я ее обманул, я же обещал уничтожить картины, но ты так уговаривал, и я просто не мог отказать… согласен на такую версию, Йокке?

– Согласен…

– Ну вот и хорошо. Гостевая комната в вашем распоряжении, увидимся завтра.

Он нажал кнопку отбоя и открыл сообщение. «Карстен с Фиделем уехали. Что скажешь насчет минетика у меня дома?» И смайлик в конце.

Он положил телефон на панель инструментов. Около деревянного сортира стоял Фидель и дрожал от холода. У него снова возникло неясное видение: Лина, постанывая, усаживается на огромный индейский тотем молодого человека. « Si, – хрипит Фидель с реверберацией, как в студии. – Si, seniora, I like very much! »

В этот северный пасхальный вечер столбик термометра медленно, но верно опускался к нулю. Дождь сменился мокрым снегом – если кто-то подумывал о самоубийстве, более подходящего момента найти было трудно. Иоаким решил подышать, но через две минуты вернулся к машине – его начал бить озноб. Фидель тоже вышел покурить. Хамрелль сидел в водительском кресле и, похоже, возился со стерео. Над северо-западом Сконе сгущалась ночная тьма. На фоне черного силуэта леса освещенный салон автомобиля выглядел как только что приземлившаяся летающая тарелка. По дороге на Бурос проехала одинокая машина. Здесь, оказывается, тоже живут люди, подумал Иоаким, живут как умеют, и наверняка куда достойнее, чем я.