Вадим Ярмолинец - Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»

Я поднялся с дивана и, подковыляв к ней, начал воплощать желание в жизнь. Сперва взял ее за талию и привлек к себе. Как сладко смешался знакомый аромат ее духов с сигаретным дымком! Потом я взял ее мокрое лицо в ладони, и мои пальцы скользнули в ее волосы. Губы у нее были солеными от слез, и, клянусь, ничего вкуснее этих соленых губ я не пробовал в своей жизни. Затем мы переместились в постель, и, забегая очень недалеко вперед, докладываю, что травма не вызвала никаких негативных последствий, что принесло мне несказанное облегчение, а ей, предположу, чувство глубокого удовлетворения. Утром, когда я еще лежал в полудреме, я услышал, как она негромко ахнула и сказала:

– Слушай, у тебя здесь огромный синяк. Я бы все-таки сходила к доктору.

Этот совет навел меня на мысль, что судьба подкинула мне совершенно великолепную возможность отдохнуть от моих начальников и от их смежников из комитета. Все, что требовалось для этого, – пойти в поликлинику, показать свой раненый зад и получить больничный. Были, однако, вещи, которые меня волновали не меньше.

– Тебе понравилось со мной?

– Очень, – ответила она, укладывая голову мне на плечо.

– Ты будешь еще с ним боксировать?

Повисла пауза. Потом она ответила:

– Ты не представляешь, сколько меня с ним связывает. Он был моим первым мужчиной. Я тогда еще училась в школе. В десятом классе. И он уже тогда был импотентом. Что-то он мне объяснял про какую-то травму, но, слушай, какая разница, по какой причине у тебя не поднимается? Не поднимается, и все. Я его тысячу раз пыталась потерять, но он не уходил. Я стала видеться с другими. Он ужасно ревновал, но всегда говорил, что это неизбежно, что он это знал, был готов и все в таком духе. Мы с ним могли подолгу не видеться, но знаешь, в нашем городе скрыться друг от друга невозможно. И он всегда появлялся именно тогда, когда я была одна, когда мне нужна была помощь, доброе слово, какие-то деньги. На него всегда можно было положиться. Я знала, что, когда бы я ни пришла в его подвал, он нальет мне чашку чаю, уложит, накроет, согреет и не будет задавать никаких вопросов. Один раз я зашла к нему, и там был Володя. Костя тоже читал много самиздата, и они на этой почве пересеклись. Как мне потом показалось, он меня просто подтолкнул к нему. Может быть, увидел в нем человека, который мог быть со мной. Во всяком случае, он очень поощрял это. Хотел, чтобы мы с Володей уехали в Штаты, обещал помочь, но Володя даже слышать не хотел об отъезде.

– Ты любила его?

– Кононова? Он был очень цельным человеком, четко знал, чего хочет от жизни. Это редко встречается.

– А почему он не хотел уезжать?

– Почему? Один раз он сказал, зло так: «Хочу дожить до того дня, когда эти подонки поставят памятник моему отцу за свой счет». Его отец умер в лагере. Он никогда не говорил «лагерь», всегда «концлагерь». Говорил, что это все ненадолго. В смысле, весь Совок ненадолго. Он как-то сказал, что если бы Рейгана избрали на третий срок, то Союз бы этого не пережил. А я уверена, что это навсегда. Так и будем жить в этом болоте.

Я снова подумал, как легко получаю материал о Кононове и какая замечательная история могла бы выйти из этого материала. Одно «но» – моим начальникам она бы сильно не понравилась.

– Ты не ответила: ты любила его?

– Я не знаю, мой дорогой. Он был очень хорошим любовником, и мне было интересно с ним. Но знаешь, он был таким человеком, с которым никуда нельзя было пойти. Для него было только два типа людей: сволочи и идиоты.

– Но ты же не входила в эту категорию?

– Я не знаю, куда я входила. Может быть, ему просто баба нужна была, и тут ему Костя подсунул меня. Он, знаешь, как любил говорить? Простые решения – самые верные. Ему нужна была баба, я была его бабой. Вот он и приходит теперь ко мне по ночам.

– Я совсем забыл сказать тебе – я нашел твою Марину.

– Да ты что?! – Она села. – Что же ты ничего не говоришь?!

– Я был у нее вчера, и потом все это…

– Ты был у нее?! Ну, так говори же быстрей!

– Она сказала, что его просто нужно отпеть. Просто пойти в церковь и заказать панихиду.

– Я думала об этом. Представляешь, я почти знала и в то же время как-то колебалась. Пойдешь со мной?

– Конечно. – Сказав это, я уткнулся лицом в подушку, чтобы она не увидела мою улыбку. Я подумал что в последнее время меня, грешного, стали часто приглашать в церковь.

Когда Лиза ушла, я позвонил в редакцию. Трубку взяла наша секретарша Римма.

– Здорово, – сказал я. – В общем, доложишь начальству, что корреспондент Санин на работу не выйдет в связи с травмой.