Вадим Ярмолинец: Кредитная история

Вадим Ярмолинец

Кредитная история

Первую в своей жизни кредитную карточку Свердловы отправились обмывать в заведение турецкого общепита "Диван", что на Макдугал, недалеко от пересечения с Бликер. От кого-то они об этом месте слышали. Машину пришлось запарковать кварталов за пять. Потом они по ошибке пошли в другом направлении. Потом Наташа пожаловалась на то, что хотя шуба теплая, легкие туфли на шпильках -- не самая удачная обувь для мартовского вечера. В общем, поплутав минут десять-пятнадцать, они в конечном итоге нашли этот "Диван", и усатый янычар, приняв у дамы шубу, провел их к столику со свечкой в стаканчике.

Заказывал Вячеслав Михайлович, который любил хорошо поесть и при случае повторял, что у кого хороший стол, у того хороший стул. В своей родной Одессе он знал шеф-поваров лично, потому что все они когда-то были его студентами: до выхода на пенсию он работал преподавателем физкультуры в поварском ПТУ. Когда он заказывал, допустим, обычные вареники в "Украине" на Ласточкина, то говорил официанту: "Скажи Вите, что Свердлов просил положить больше жареного лука". Фамилия у него, надо сказать, была запоминающаяся, революционная. Хотя по природе своей он был натуральным нэпманом. И повар Витя, вытирая руки полотенцем, сам сопровождал глечик с варениками к столу высокого гостя.

Итак, в "Диване" они заказали на закуску комбинированное блюдо, на котором было, значит, запоминайте: долма, гумус и бабагануш с горячими лепешками, маслины, печеные баклажаны под ледяным йогуртом и треугольные такие пирожки из слоеного теста с сыром. В качестве основного блюда был подан люля-кебаб, дорогие товарищи, от одного аромата которого в рот ударяла такая мощная волна слюны, что человека неподготовленного могла и со стула сбить. Но Свердловы были как раз людьми подготовленными. Они только сделали глубокий вдох-выдох и придвинули к себе тарелки.

Однако же когда им подали турецкий кофе и облитую сладким медом баклаву, они решили перекурить.

-- Расплачусь пока, -- сказал Вячеслав Михайлович, заранее предвкушая тот момент, ради которого и был затеян культпоход по местам турецкой кулинарной славы.

-- Сережа! -- позвал он официанта. Он всех официантов звал Сережами, и все они на это имя откликались.

Янычар Сережа подошел.

-- Чек, -- сказал Вячеслав Михайлович на чистом английском языке. Сережа поклонился и через несколько минут принес на тарелочке чек. Свердлов внимательно изучил его и приступил к церемонии запуска карточки в большую жизнь. Сперва он легонько, двумя ладонями прихлопнул себя по груди, как бы проверяя, в каком из двух внутренних карманов пиджака спрятался от него шалун-бумажник. Потом сунул руку в левый карман. Задержав ее там на секунду, достал. Раскрыл. Извлек карточку и, на секунду зафиксировав ее в воздухе, положил в тарелку. Готово!

-- Сорри, онли кэш, -- негромко сказал Сережа, но эти тихие слова произвели на Вячеслава Михайловича, как говорили крупные писатели прошлого века, эффект разорвавшейся бомбы. Его просто контузило этими словами. Контузило и присыпало трехметровым слоем земли. Сережа тем временем вежливо поклонился и нырнул в приятный полумрак.

Дело было плохо. Начать с того, что весь словарный запас Свердлова был ограничен от силы десятком слов, половина которых были нецензурными. Одна только перспектива объяснений с официантом страшила его, как ребенка страшит визит к дантисту. Между тем объяснение было неизбежно. В кошельке у него были аварийные долларов 60, но должен был он -- 85 плюс чаевые.

-- Я сейчас, -- Вячеслав Михайлович и поднялся. План у него созрел с какой-то фантастической скоростью. План этот был совершенно безумным, но, знаете, бывают в жизни человека такие напряженные моменты, когда логика уступает место чувствам. -- Мне в туалет на секунду.

План был простой, как не знаю что. Если в туалете есть окно, он вылезал через него на улицу, шел в ближайший банк, брал в банкомате наличные, тем же манером возвращался и, ни на минуту не роняя своего человеческого достоинства, расплачивался с этими бусурманами.

Окно в туалете имелось. Высоковато было, но он -- одно слово физкультурник -- ногу поставил на унитаз, вторую на водопроводную трубу, подтянулся, извернулся... короче, вылез. Спрыгнул, правда, неудачно -- чуть подвернув ногу. А распрямившись, обомлел. Даже, я бы сказал, не обомлел, а был контужен вторично. Он стоял ни на какой не улице, а в черном, как могила, колодце, и только одно окошко светилось в нем -- окошко туалета, из которого он только что выбрался. И наверху еще глупая звезда мерцала в ледяном мартовском небе. И все.