И пустила было папайю в огород: вместо картошки. Но все равно вся папайя туда бы не вместилась, о чем Петр Ефимович сразу же и сообщил жене:
– Ишь какая, – сказал он, – волшебная вещь богатство.
Он придумал откусить в свою пользу часть заброшенного поля, раскинувшегося позади их участка бесполезным, но обширным, до самого леса, ковром. Когда-то поле было колхозным, и на нем выращивали капусту, но колхоз давным-давно накрылся тазом, а вместе с ним отправилась в небытие и казенная капуста. Поле уже начинало необратимо заболачиваться, богатея все более обильными урожаями комаров, так что Петр Ефимович рассудил очень здраво: если никому не нужно, значит, надо брать.
Евсенко вообще очень рачительный хозяин – культиватор, например, купил на те самые папайные деньги. Не проел их, а вложил в дело.
– С миру по полтиннику, Петру культиватор, – одобрила Евсенок их соседка Прохорова тетя Аня.
– Не завидуй, Анна, – сказал ей Петр Ефимович. – Глядишь, и у тебя чего взойдет.
Дело ведь и вправду казалось более чем сомнительным. После того, как районная газета напечатала статью про чудака-садовода из Южнорусского Овчарова, к Евсенкам не поленился приехать знатный ботаник из Владивостока. Приехал он с единственной целью – образумить Петра Ефимовича и предостеречь его от заведомо проигрышного мероприятия.
– Да вы хотя бы знаете, – сказал он, – что папайе круглый год нужна температура почвы не ниже 24 градусов?
Этого Петр Ефимович действительно не знал. Как не ведал он и того, что растение «папайя» является деревом, причем довольно высоким. А вовсе не длинной ползучей ботвой, к которой крепятся тыквы, дыни и арбузы.
– Дерево? – заинтересовался Петр Ефимович. – Ну так это же прекрасно. Прямо, можно сказать, замечательно.
Петр Ефимович умел обращаться с деревьями.
В конце мая Евсенки вынесли на поле все свои 809 папай и за нескольких дней рассадили их ровными, как прочерченными, рядками.
– Ты у меня смотри, – бубнил Петр Ефимович над каждым ростком. – Не будешь расти, я тебя быстро.
И папайи стали расти.
За экспериментом наблюдали и городские ботаники из университета, и местные скептики. Но папайя выросла не только у Петра Ефимовича, но и у всех, кто покупал у него рассаду. Выросла и заплодоносила, потому что именно так папайя и поступает. Недаром же ее называют деревом нетерпеливого садовода.
Однако Петр Ефимович как раз очень терпеливый садовод. Каждый день он обходил свой тропический сад с угрозами, не оставляя без внимания ни один саженец, все больше и больше делавшийся похожим на дерево.
– Интересно, что там у тебя внутри ствола, – раздумчиво говорил он. – Пишут, что пустота вроде. Посмотреть бы, – и переходил к следующему.
Папайи зацвели таким обильным цветом, какой Полю Гогену и не снился. Прогнозировалось по десятку плодов с каждой пальмы. Так, в общем-то, потом и было.
И все б ничего, если бы фруктовый сад Петра Ефимовича вел себя в тот первый папайный год таким же примерным образом – или, наоборот, не стал бы брать пример с папай. Но яблоням, грушам, сливам и алыче что-то взбрело, и они принесли урожай, который страшно огорчил не только Петра Ефимовича, но и половину Южнорусского Овчарова.
Все, что уродилось в саду Евсенок и чему предстояло стать сырьем для плодового вина, оказалось папайей. Не прямо, конечно, папайей-папайей – это невозможно, – но чем-то вроде нее. Например, яблоки были с виду как яблоки, но со вкусом папайи. Груши – с виду как груши, но со вкусом папайи. Все, что удалось собрать со слив – а собрать удалось пару центнеров, – было со вкусом папайи. И алыча не отличилась оригинальностью, уродив ягоды со вкусом папайи.
– Да ты спятила, что ли! – ругался Петр Ефимович на самую свою любимую антоновку. – Ты чего тут народила мне?
Он стоял под антоновкой и чуть не плакал. Яблоня и другие фруктовые деревья, слышавшие все, не знали, куда деваться от стыда и ужаса.
– Дерево оно и есть дерево, – говорил потом Петр Ефимович. – Оно же дебил. Ни черта не соображает. Увидели папайю до самого леса и решили, идиоты, что мне папайя теперь всех милей. Дураки. Народили мне тут. Дебилы.
Вино, впрочем, у него все равно в ту зиму покупали, тем более, продавал он его всего по десятке за полуторалитровку. Странное это было вино – откроешь бутылку, а там нектар и амброзия. Слишком густое, слишком сладкое. Невозможно пить: пару глотков сделаешь, и все. Разбавляли водой.
Что касается собственно папай, то никто не верил, что они перезимуют. Они бы и не перезимовали, но в августе, за два месяца до заморозков, скептичный ботаник приехал в Овчарово и о чем-то долго говорил с Ефимычем. А потом позади евсенковского сада началось строительство. Оно длилось три недели и завершилось ровно в тот день, когда в обеих овчаровских школах должно было настать первое сентября, но его отменили, потому что на полуостров надвигался страшный тайфун, который, впрочем, удачно миновал и деревню, и ее окрестности: оранжевый змей Гамизова был прекрасно виден с нашего берега в течение всего штормового предупреждения.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу