Рудольф Яшик - Избранное

«На переднем крае может быть всякое», — думает Лукан, слушая разговор.

— Идиот, не идиот — всем нам тут грош цена, скажешь — нет? А если ты, герр командир, не согласен со мной, тогда… да, тогда надо выяснить, кто из нас больший идиот…

Но тон Кляко утратил для Гайнича прелесть и своеобразие. Его слова не колют, не вызывают у Гайнича желчной злобы.

— Черт его знает! — вздыхает тот и переходит с Кляко на «ты», как всегда, когда не знает, как поступить. — А твое мнение?

Офицеры сидят на пустых снарядных ящиках у выступа в окопе. Словно близкие друзья, примостились рядышком и уставились в землю.

— Ответь себе сам!

— Нам не доверяют.

На это Кляко засмеялся. Смех его звучал оскорбительно, ядовито, и разное слышалось в этом смехе. Была в нем и грусть — грусть по поводу участи Гайнича и своей, а может, и участи Лукана, земляка, потому что, повернувшись к Лукану, он продолжал хохотать во весь свой красногубый рот с двумя рядами белых зубов.

Что же случилось? О чем рассказал Кляко Гайничу?

Немцы встретили наблюдателей-артиллеристов во главе с Кляко холодно и враждебно. Они обступили словаков; два унтер-офицера предложили поручику следовать за ними и привели его в роскошный блиндаж, где был настлан пол и лежали ковры.

— …все стены, представь себе, в бабах и среди них такие две шлюхи в натуральном виде, — причмокнул Кляко. — Эх, где те времена! За столом сидел какой-то немецкий обер-лейтенант и орал то в телефон, то на меня, то снова в телефон. «Кретин, — подумал я, — так ведь и зубы свои выплюнешь!» Отвернулся я от него и стал разглядывать картинки. Ну и тела, скажу я тебе! Воистину боги всесильны, если сумели сотворить эдаких великолепных тварей. Наконец этот кретин спохватился. «Sprechen Sie deutsch?» [36] Вы говорите по-немецки? (нем.) Я сообразил, что он обращается ко мне. «Найн», — говорю и продолжаю рассматривать голых баб. Я мог бы пялиться на них целый год, ей-богу. Когда-нибудь загляни туда — стоит, того. Не знаю уж почему, но немец вдруг засмеялся. Черт их разберет! Велел вызвать того рыжего, судетца. Герр командир и так далее… я от его слов и о бабах забыл. Знаешь, что сказал обер-лейтенант рыжему? Я ведь понимаю по-немецки. Что пришли, мол, какие-то типы, словачня дерьмовая, — запомни это, герр командир! — которые еще и пороху не нюхали. «Ах ты, думаю, идиот! Да ты не просто кретин, а еще и скотина!» Разумеется, я только так подумал. Он сказал еще, что они нам доверять не могут и что нам разрешается передвигаться только между шестым и восьмым блиндажами. А иначе, мол, он за нашу безопасность поручиться не может. Совсем белены объелся! Пристреливать батарею мы и то не имеем права. Сегодня должен прибыть командир батальона, какой-то «фон» («Такой же гад, как и ты», — подумал я), тот решит, как быть дальше. «Переведите ему все это, — говорит по-немецки обер-лейтенант рыжему. — Кроме оскорбительных выражений, все-таки он офицер. Что я думаю о словаках — это мое личное мнение, они ведь все-таки наши союзники». Рыжий унтер уже открыл было пасть — переводить собрался, а меня черт дернул за язык: «Спасибо, — говорю ему по-немецки. Он прямо позеленел. — Извините за беспокойство, я все понял — и даже очень хорошо». Уверил его, что все запомню, и ушел. Но все-таки я дал маху. Надо было еще сказать, чтобы он поцеловал меня в одно место. Это было бы прелестно!

Надпоручик Гайнич в заключение рассказа Кляко глубокомысленно изрек:

— Ты идиот!

Заливистый хохот Кляко не задел Гайнича. Надпоручик как бы отстранился от всего, и смех Кляко тек мимо него рекой, а он, Гайнич, стоял на ее берегу, чувствуя глубокое разочарование и все спрашивая себя: «Почему? Почему нам не доверяют?»

Замолчал и Кляко. Сначала ему было непонятно, отчего он не злится на немецкого обер-лейтенанта. А когда он попробовал было настроить себя против немца, ему показалось это смешным и фальшивым.

«Почему бы этому немецкому обер-лейтенанту и не орать, раз пришла такая охота? В конце концов, ха-ха… Это один из отличительных признаков расы! Раса! Рас [37] Рас — абиссинский князь, «рас» по-словацки также живодер. Гугса и рас Седжум, были такие эфиопы, не то футболисты, не то генералы. И почему немецкий обер-лейтенант должен верить каким-то словакам, причем ausgerechnet [38] именно (нем.) . мне? Он солдат. Не гнушаясь никакими средствами, он выполняет свой долг энергично и последовательно. На то он и немец. И если все его заслуги ограничиваются тем, что в его командирском блиндаже висят фотографии голых баб, так этот малый в некотором смысле даже симпатичен, хотя во всем остальном законченная скотина!»