Рудольф Яшик - Избранное

Окоп внезапно раздвоился. Голоса! Эхо пулеметной стрельбы прошумело в ветвях и осело, словно туман в долину, видимо, уже совсем близко.

Тинь-тинь! — затенькали пули.

«Русские»! — Эта мысль потянула надпоручика влево, к пулемету. Через окоп были перекинуты бревна и присыпаны землей. Под ними в темной дыре виднелись заляпанные грязью сапоги и пола немецкой шинели.

— Алло, алло!

Надпоручик приблизился к укрытию.

Показалась каска, молодое лицо. Глаза заморгали, сверкнули белые зубы, и голова исчезла. Потом послышался топот и крик: «Ганс, Ганс!» Голос заглушила стрельба, и кто-то крикнул:

— Mein Gott! [28] Боже мой! (нем.)

— Черт возьми, что тут происходит?

Надпоручик ощупал ремень — искал фляжку. Закричал, почуяв опасность:

— Алло, хир словакен! [29] Hier Slowaken — здесь словаки (нем.) .

Опасность почувствовал и Лукан. «Нет, нет, не надо пригибаться, не надо прятаться. Дай-ка я лучше закурю!» Он закурил, подавляя в себе страх, который то захлестывал его, то отпускал.

Послышались чавкающие шаги.

Наконец с той стороны, откуда пришли они, появился немец в белом маскировочном халате. Белый капюшон был разорван над правым ухом. Без каски, с рыжеватой щетиной на подбородке, солдат остановился и тотчас вскинул автомат на изготовку.

Они долго глядели друг на друга, и Лукан не знал, что делать, но почувствовал, что молчать дольше опасно.

— Словакен. Беобахтен! [30] Slowaken. Beobachten! — Словаки. На НП! (нем.)

Рыжий хлопнул себя по лбу, сказав:

— A, so! [31] Ах, да! (нем.)

После этого он улыбнулся и ушел. Позвал кого-то:

— Herr Leutnant, Herr Leutnant… [32] Господин лейтенант… (нем.)

— Пан надпоручик!

— Что такое? — Гайнич вышел из укрытия.

— Был тут один рыжий, мне показалось, он нас знает. Надо идти за ним, да побыстрее. Как-то все странно.

— Пошли! Эти швабы трясутся от страха, будто зайцы. Перестреляют еще нас!

Они побежали рысцой — скользили, стукались плечами о мокрые желтые стенки окопов.

Рыжий вышел навстречу словакам. Он поманил их рукой, повернулся и спокойно зашагал впереди. Время от времени он посмеивался и говорил: «Словакен!» Неизвестно, что он подумал при этом, но слово звучало так, будто он чему-то радовался.

— Кляко! — радостно воскликнул Гайнич.

Перед ними в окопе стоял поручик и, заложив руки за пояс, загадочно улыбался.

— Господа, я страшно вам рад. Но если у вас нет глоточка рома… поворот кругом, марш, и я не хочу вас знать до конца жизни. Мою порцию выпил этот рыжий дьявол. Я всегда утверждал, что рыжие — проклятие человеческого рода, и порядочных поручиков в первую очередь.

Кляко был навеселе.

Рыжий, должно быть, почувствовал, что говорят о нем, потому что не сводил глаз с Кляко, с лукавым видом подмигивал ему.

— Кое-что найдется. Для тебя — всегда!

Лукану показалось, что надпоручик рад оказать услугу Кляко. Гайнич протянул ему фляжку и подмигнул рыжему.

— Могло быть и побольше. — Кляко встряхнул фляжку и тоже, в свою очередь, подмигнул рыжему. — И тебе оставить надо? Посмотрим. — Кляко пил долго. — Получай! Напейся и сгинь! Ты пугаешь деток порядочных словацких мамаш. Господа хорошие, если бы вы знали, сколько на этом парне вшей, вы бы того…

— Gut, gut, Herr Leutnant. Danke schön, — подобострастно произнес немец.

— Конечно, «danke schön», если я тебе, этакому паршивцу, делаю любезность. А ты гофоришь чешски? Варум не говоришь ничего чешски?

— Не говориль долго чешски, nur deutsch [33] только по-немецки (нем.) . . Сабиль.

— Одного этого хватит до рвоты. Судетский немец, бывший кельнер, но за ром продаст и свой несчастный фатерланд.

— Ja, ja, Herr Leutnant. Im Vaterland [34] Да, да, господин лейтенант. На родине… (нем.) есть много рум.

— Слыхали? При нем нужно говорить быстро, тогда он ни черта не поймет.

— Хватит разговоров, мы не на бал пришли! — заговорил Гайнич официальным тоном. — Объясни, что тут произошло?

— Ха-ха-ха! Не спеши, солнышко мое, не спеши. Рыжий должен исчезнуть. Или ты думаешь, что этот слабоумный тут просто так, для пущей важности? Боже, ты еще совсем ребенок! Пан надпоручик Гайнич, ты неисправимый ребенок!

И Кляко вошел в укрытие.

— Ты идиот, — заключает надпоручик Гайнич.

— Допустим, — соглашается Кляко. Он чем-то озабочен.

— Ты допускаешь? — смеется Гайнич, и это избавляет его от упреков.

Разговор происходит при Лукане. Оба офицера забыли о нем. Или он им уже не мешает?