Рудольф Яшик - Избранное

— А ну! — Он ткнул в нее сильнее. Лягушка зарылась в траву, а на том месте всплыл на поверхность небольшой лягушонок. Голова с выпученными глазами над водой, лапки растопырены. Ондрей вглядывался в его лапки с перепонками: — Будто гусенок какой!

Лягушонок понравился ему. Вот бы такого вороне принести! Но войти в озерцо он не рискнул. А начал обходить его, пристально глядя под ноги и позабыв про змей. Он сейчас чувствовал себя как на Кисуце. Он не слышал больше чавканья болота под ногами, и одиночество не пугало его.

— Ссс! — присвистнул он от удивления и испуга, ухватившись руками за колени. Лягушка! Они уставились друг на друга. Кто знает, о чем лягушка думает? Сидит и раздувается. Ее влажная шея то надуется, то снова опадет.

Порой она словно приоткрывает рот. Ондрею страшно. А что, если она откроет его пошире? Но что-то подсказывает ему, что не откроет.

— Ссс, — свистит Ондрей уже смелее. А лягушка сидит себе и таращит свои глазищи. Они у нее торчат на голове.

Ондрей снимает шапку.

Лягушка сидит. Только шею перестала раздувать.

И — хлоп шапкой.

Лягушка отпрыгнула.

Ондрею уже все нипочем. Он охвачен охотничьей страстью и месит болотную грязь, чавкающую гниль, ничего не видя вокруг, хоть бы и по колено провались. Поймать лягушку во что бы то ни стало!

И вот он накрыл ее шапкой. Схватил шапку вместе с грязью, со всем, что туда попало и сломя голову кинулся из лягушатника той же дорогой, что пришел. И снова в голову ему полезли мысли о всяких там двухметровых змеях, громадных, с человеческую голову, жабах.

Под ногами твердая земля. Лягушки квакают позади.

Три дня он кормил ворону лягушками, на четвертый день птенец уже стоял на ногах. И даже сделал несколько шагов. Видно, вороне самой это было удивительно, потому что при каждом шаге она поворачивала голову и одним глазом смотрела на Ондрея, словно говоря: «Видал? Что скажешь?» — и, взмахнув крыльями, делала следующий шаг.

— Кра, кра!

Ондрея она не боялась, а мальчик уже и не думал ее продавать, хотя пани учительница дала бы ему за нее кроны три, а если не ей, то он мог бы отнести ворону пану учителю, живущему в деревне за Кисуцей. Сейчас у него пять крон, а тогда бы стало восемь.

— Вот был бы праздник! Купил бы три маковые булки и еще сосиски с горчицей. Горяченькие, прямо из кипятка. Да еще у него бы осталось пять крон. И, наевшись вволю, он пошел бы покататься на карусели, один разок за пятьдесят геллеров…

— Это нам не по карману! — всякий раз кричит мать. Ну и пусть себе кричит, сколько влезет. Что она понимает, сама-то ни разу на карусели не каталась…

А накатавшись, пошел бы в тир…

— Эх, вот бы праздник был! — Ондрей снова посмотрел на ворону, а та на него. И глаза у нее были такие невинные, такие умные, что Ондрею стало стыдно за свои мысли и он поклялся себе больше никогда ни о чем таком не думать. Вороне, наверное, жалко с ним расстаться, она и заплакать может, вороны ведь тоже умеют плакать.

Он протянул руку и погладил ее по спине. Ворона не шевельнулась, не закаркала, только немного вобрала голову. А потом потянулась вверх за рукой, словно приблудшая кошка, которую гладит добрый человек.

Они хорошо понимали друг друга. И когда Ондрей вышел из избы, ворона сердито каркнула.

— Глупенькая, да я иду тебе мясца принести. Рыбы наловлю, вода в Кисуце уже спа́ла, — сказал ей Ондрей.

Ворона замахала крыльями, словно хотела идти вместе с ним.

Закрывая двери избы, он снова услышал ее жалобное: «Кра, кра!»

— Ишь заплакала, — сказал он и побежал на хутор.

Из-за забора раздался свист. Там сидел Пайер, уткнув в колени лохматую голову. Сидит сердитый и подбородком прикрывает дыры на коленях.

— На Кисуцу, — крикнул Ондрей не останавливаясь.

Пятнадцатилетний Пайер лениво поднялся.

— Постой, — приказал он, перелезая через забор.

— Чего тебе? — Ондрей настороженно присматривался к Пайеру, стараясь разгадать его замыслы. Но Пайер не ударил его. Они пошли рядом, и вдруг Пайер спросил:

— Ты зачем ходишь на лягушатник?

Ондрей рассмеялся.

Приотстав на шаг, Пайер наподдал Ондрею ногой. Вытащить руки из кармана ему было лень.

— Что ты делаешь каждый день в лягушатнике?

— Лягушек ловлю.

— Лягушек? — Пайер вытаращил глаза.

— Ну да. А что здесь такого? Хочешь, и тебе наловлю полную шапку? — Дальше они снова шли молча. Они подходили к лягушатнику. Пайер смотрел на заболоченные луга, плохое настроение у него не проходило.