Джон Кутзее - Школьные дни Иисуса

– Дмитрий говорит, что у него похоть. Что такое похоть?

– Похоть – болезнь, которой страдают взрослые, мой мальчик, обычно взрослые мужчины вроде Дмитрия, которые слишком много времени проводят в одиночестве, без жены или подруги. Что-то наподобие боли, как голова болит или живот. От нее возникают фантазии. От нее они воображают себе всякое, чего нет на самом деле.

– Дмитрий страдает похотью из-за Аны Магдалены?

– Давид, Ана Магдалена – замужняя женщина. Ей есть кого любить – своего мужа. Она может с Дмитрием дружить, но не может его любить. Дмитрию нужна своя женщина, которая будет его любить. Как только он найдет себе женщину, которая его полюбит, он вылечится от всех напастей. Ему больше не нужно будет смотреть на картинки – и рассказывать каждому встречному, как сильно он преклоняется перед дамой с верхних этажей. Но я уверен, что он тебе признателен, раз ты его слушаешь и хороший друг ему. Уверен, ему это помогает.

– Он сказал одному мальчику, что собирается себя убить. Собирается пустить пулю себе в голову.

– Какому мальчику?

– Другому.

– Невероятно. Мальчик наверняка не понял. Дмитрий не собирается себя убивать. Более того, у него нет пистолета. В понедельник утром, когда поведу тебя в школу, потолкую с Дмитрием и спрошу, что с ним и как ему помочь. Может, когда мы все поедем на озеро, позовем с собой Дмитрия. Как думаешь?

– Да.

– А пока я не желаю, чтобы вы с Дмитрием оставались один на один. Понял? Ты понял, что я сказал?

Мальчик молчит, отводит взгляд.

– Давид, ты понимаешь, что я говорю? Это серьезное дело. Ты не знаешь Дмитрия. Ты не знаешь, почему он тебе доверяется. Ты не знаешь, что у него на душе.

– Он плакал. Я видел. Он прятался в чулане и плакал.

– В каком чулане?

– В чулане, где метлы и все такое.

– Он рассказал тебе, почему плакал?

– Нет.

– Ну, когда у нас тяжело на сердце, часто полезно поплакать. Видимо, что-то тяготит Дмитрию сердце, и, раз он поплакал, сердце у него теперь не такое тяжелое. Я с ним поговорю. Выясню, что случилось. Разберусь как следует.

Сказано – сделано. В понедельник утром, доставив Давида на занятия, он отыскивает Дмитрия. Обнаруживает его в одном из выставочных залов: стоя на стуле, при помощи перьевой метелки на длинной ручке Дмитрий смахивает пыль с картины в раме, высоко на стене. На картине – мужчина и женщина, довольно формально облаченные в черное, на лужайке среди леса, перед ними расстелена скатерть для пикника; на заднем плане мирно пасется стадо.

– Найдется минутка, Дмитрий? – говорит он.

Дмитрий спускается, встает перед ним.

– Давид сказал, что вы приглашаете детей из Академии к себе в комнату. А еще он мне сказал, что вы им показываете фотокарточки с голыми женщинами. Если это правда, я требую немедленно это прекратить. Иначе для вас будут серьезные последствия, о которых нет нужды говорить вслух. Вы меня поняли?

Дмитрий сдвигает фуражку на затылок.

– Вы думаете, я растлеваю хорошенькие юные тела этих детей? Вы меня в этом обвиняете?

– Ни в чем я вас не обвиняю. Уверен, ваши отношения с детьми совершенно невинны. Но дети воображают себе всякое, преувеличивают, болтают друг с дружкой, с родителями. Вся эта история может выйти боком. Вы не можете этого не понимать.

В зал забредает молодая пара – первые сегодняшние посетители. Дмитрий возвращает стул на место в углу, усаживается на него, держа метелку торчком, как копье.

– Совершенно невинны, – говорит он вполголоса. – Вы говорите мне в глаза: совершенно невинны? Да вы шутите, Симон. Вас же так зовут – Симон?

Юная пара косится на них, перешептывается, уходит из зала.

– На следующий год, Симон, я отпраздную сорокапятилетие этой жизни. Еще вчера я был юнец, а нынче, не успел глазом моргнуть, – мне уже сорок пять, усы, пузо, больное колено и все прочее, что прилагается к сорокапятилетию. Вы вправду верите, что кто-то может дожить до столь преклонных лет и остаться совершенно невинным? Вы о себе так способны сказать? Вы сами совершенно невинны?

– Прошу вас, Дмитрий, не надо речей. Я пришел с просьбой – с вежливой просьбой. Прекратите водить детей из Академии к себе в комнату. Прекратите показывать им сальные снимки. А также прекратите разговаривать с ними об их учительнице, сеньоре Арройо, и о ваших к ней чувствах. Они не понимают.

– А если не прекращу?

– Если не прекратите, я донесу до музейного начальства, и вы потеряете работу. Проще простого.