Филимон Сергеев - Идущий от солнца

Эти качества русского духа завораживали Веру. Может потому, что она была сама из бедной крестьянской семьи, может потому, что ей самой пришлось уже много хлебнуть таких «райских наслаждений», от которых седина заснежила не только голову. Она начинала понимать мысли Ивана, его сердце, ранимую душу, плоть. Нежное искреннее чувство к отшельнику из рудовой тайги росло теперь в ней с каждым днем. Она смутно представляла, каким образом он нашел живую, естественную связь с солнцем и что за бесценное богатство есть в его брусничном суземье, посредством которого он общается с умными людьми, но что он имеет связь с солнцем и таежным родником для нее теперь стало не мистикой.

Языки пламени и невыносимый зной, несвойственный весенней поре, неумолимо подгоняли упряжку. Позади словно ликовало пламя «черной дыры». Впереди по-летнему сияло солнце, манило к себе, как будто указывало путь из кромешного ада.

– Ты счастливчик, бэби, – тихо сказала Вера иностранцу, когда тот неожиданно застонал и прошептал что-то несвязное. – Лишь бы ты умом не тронулся. Мы тебя от многих недугов вылечим, а от «Ку-ку» не сможем. Это заболевание нового времени. Оно совсем молодое, но намного страшнее уже известных. Может потому, что жизнь теперь измеряется чаще всего весом пули, а дух – количеством «бабла».

На этих словах иностранец почему-то вздрогнул и открыл глаза.

– Бабло. Русский бабло. Шикарно. Где моя есть?

– Хватит бай-бай, – ответила ему Вера и толкнула Ивана в спину. – Ваня, слышишь? Иностранец заговорил.

– Ну, ну, молодец. – мрачно сказал Иван, беспрерывно подгоняя лошадей. – Но в душе почему-то радости нет.

– И зря. Тебе молиться на него надо.

– Еще чего?!

– Неужели ты всю жизнь хочешь быть в розыске?! Слышишь, новый вертолет летит.

– Слава богу, три версты отмахали. Но если ветер не стихнет, придется гнать лошадей до самого капища.

– Гони, гони, Ваня… Открой душу солнцу, и оно отзовется… Скажи ему, что я тоже плачу по ночам и люблю тебя. – Вукомпроне? – неожиданно обратилась она к иностранцу.

– Зер гут, – ответил тот, почему-то вытаращив безумные глаза.

– Что он говорит, Верушка?

– Он говорит, что он хрен и гад. Но это, конечно, шутка – по-нашему, по-русски – хренгад. А по-ихнему, зер гут.

– А еще что он говорит?

– По-видимому, он настолько богат, что под словом «бабло» подразумевает русскую толстозадую бабу. Динь-динь, камарадо, – опять подмигнула она иностранцу.

– Динь-динь, – на этот раз с улыбкой и громко ответил тот. Он хотел приподняться, но боль в правом боку остановила его.

– Верушка, что такое «динь-динь»? – поинтересовался Иван.

– А этого тебе знать не надо, потому что ты у нас ни в Маями, ни на Майорке пока не был и, вероятно, еще долго не будешь.

– И все-таки?

– Не спрашивай. Слышишь, наш ценный груз корчится от боли. – Вера расстегнула камуфляж иностранца и, разорвав нижнюю рубашку, которая почему-то никак не расстегивалась, тяжело вздохнула. – У него ожог, Ваня, по всему правому боку… Поэтому он и не переворачивается. Что делать будем?

– Что ж, разворачиваемся и в поселковый совет едем – фельдшера искать.

– Я серьезно. У него по всему правому боку пузыри и какой-то мерзкой гарью пахнет – то ли керосином, то ли маслом.

– Терпеть придется. У меня с собой одно лекарство – самогон да кусок медвежьего сала.

– Где-то я слышала, что ожоги медвежьим салом лечат.

– Не салом, а нутряным медвежьим жиром. А у меня сало, да еще с крупной солью.

– Соль соскоблить можно. Давай попробуем.

– Попробуй… Только всегда помни: одна попробовала – семерых родила.

– Зачем грубишь, Ваня, миленький мой.

– Это не грубость. Об этом всегда надо помнить. Сало в другом кармане, а нож у меня постоянно за голенищем правого сапога.

Вера потянулась за ножом, но в этот момент гул еще одного вертолета нарушил порывы весеннего ветра и чавканье трясины под копытами измученных лошадей.

– Не трогай нож, – остановил ее Иван. – Не дай бог лезвие ножа блеснет на солнце. Вероятно, вертолет еще круче, и в нем тоже не лохи сидят и не скалозубы. Давай вон у той огромной ели остановимся. Подождем, пока очередной металлолом не пролетит.

– Куда?

– Наверно, опять к «черной дыре».

Иван дотянул упряжку до раскидистой ели, прислушался.

– Эта машина в два раза больше. Наверно, с генералами, с начальством из Центра, а может быть, и с депутатами. В России опять выборы. Может, и мой родной жеребец там.