Пайпер Керман - Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме

Не то чтобы я не хотел еще раз с тобой встретиться, но, судя по отзывам бывших клиентов, путешествие с Бюро тюрем может быть весьма неудобным и утомительным для заключенного. При возможности я постараюсь избавить тебя от этой необходимости.

Я испугалась. Никакого Джонатана Бибби я не знала. Мне не хотелось ехать в Чикаго и уж точно не хотелось становиться свидетелем обвинения – то есть крысой. Я хотела остаться здесь, в лагере, заниматься йогой и смотреть кино в компании Поп. Я позвонила адвокату и объяснила, что никогда в жизни не встречала Джонатана Бибби и даже не смогу его опознать. Если меня переведут в Чикаго ради суда, это может сдвинуть дату моего отъезда на временную квартиру в январе. Я попросила Пата сделать несколько звонков от моего имени и сообщить в прокуратуру, что я не знаю ответчика и не могу считаться ценным свидетелем.

– Конечно, – ответил Пат.

Похоже, рассчитывать на то, что я останусь в Данбери, не приходилось.

Не посвящая всех в свои тайны, я сообщила о письме только Поп.

– О, милая, – сказала она, – тебя ждет переброска по воздуху. – Она имела в виду федеральную систему транспортировки заключенных, «воздушную тюрьму». – Приятного в ней мало.

Когда Натали освободили, я несколько дней жила в своем отсеке одна. Голый полосатый матрас на нижней койке заставлял меня чувствовать себя одиноко. Я довольно много времени провела за решеткой, чтобы понимать, что не стоит пассивно уповать на тюремных богов в надежде, что они пришлют тебе чудесную новую соседку. За стенкой от меня жила славная Фэйт, поэтому я договорилась о переезде к ней. Теперь я спала на койке, которую до этого занимала Ванесса, а еще раньше – Коллин. Фэйт сильно отличалась от Натали, но, к счастью, была почти такой же молчаливой. Она очень обрадовалась, когда мы стали соседками по койке, и вечерами за вязанием – у нее было на это особое разрешение – рассказывала мне о своей симпатичной дочери-подростке, которая жила в Нью-Гэмпшире.

Фэйт отбывала долгий срок по делу о наркотиках, и я подозревала, что она взяла на себя чью-то вину. Она постоянно переживала о дочери, которую не видела больше года, и вязала ей на Рождество зеленый свитер. В тюремном магазине всегда продавалось не более трех-четырех цветов акриловой пряжи – серый, белый, бордовый и зеленый, – но бордовый и зеленый постоянно заканчивались, к великому неудовольствию вязальщиц. Джай еще семь месяцев назад начала вязать своим детям рождественские игрушки. Мне казалось, что в тюрьме нет ничего сложнее материнства, особенно в праздники.

Я получила письмо от Помпон, которая раньше работала в гараже и недавно уехала домой, в Трентон.

Дорогая Пайпер,

я подумала о тебе и тут же получила письмо с фотографиями. Я очень рада! Моя сестра сказала, что в тюрьме я была толще. Я ответила, что это все из-за одежды. Поверить не могу, что тебя наказали! Эми написала, что ее соседку отправили в изолятор, но о твоем выговоре не упомянула. В лагере уже совсем с ума сходят.

Помпон, мама которой тоже сидела в Данбери, очень волновалась перед освобождением. У нее были родственники, которые неохотно позволили ей жить с ними, хотя она подумывала о том, чтобы пойти прямо в приют для бездомных.

Когда она вышла на свободу, ее встретили холодно. Квартира, в которой она жила, находилась в районе, где каждый день раздавались выстрелы – и они пугали сильнее, чем пальба на тюремном полигоне. Полки во всех шкафах были пусты, поэтому Помпон пришлось потратить свои скромные деньги на покупку еды, шампуня и туалетной бумаги. Она спала на полу.

Боже, как мне тебя не хватает! Печально признавать, но я скучаю по тюрьме, потому что здесь просто дико… Да, я на свободе, но как будто все равно взаперти. Честно признаюсь, вы были мне семьей. У меня был день рождения – и что я получила? Ничего. А ужин на День благодарения мне пришлось выпрашивать. Теперь ты понимаешь, почему я так боялась возвращаться домой.

В лагере ее день рождения отметили бы на славу. Но Помпон не теряла чувства юмора, без которого ей было бы не выжить. В письме она перечислила всех, кому я должна была передать от нее привет: в список вошли ее соседка по койке, Джай, другие девушки из гаража, – и от всей души пожелала мне скорейшего освобождения. Свое письмо она завершила словами: «С любовью, Помпон».

Это чувство казалось мне очень странным, но я хотела, чтобы Помпон снова оказалась с нами, в тюрьме. Я боялась за нее. В тюремном гетто оружие было только у охранников, а те его без надобности в ход не пускали.