Пайпер Керман - Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме

Всем восьми нарушительницам зачитали одну и ту же речь – само собой, мы сравнили заметки. Меня наказали десятью часами дополнительных работ.

Чтобы поскорее разобраться с этими часами, я вызвалась отработать их в особой ночной смене на кухне – ее созвали для приготовления ужина на День благодарения. Поп и ее начальник – приятный малый, кабинет которого был полон цветов, – серьезно подошли к планированию праздничного угощения. Особенно большая команда женщин готовила индейку, батат, листовую капусту, картофельное пюре и начинку, а Натали пекла пироги. Я была на подхвате, одетая в резиновый фартук, гигантские резиновые перчатки и сеточку для волос. Мы включили радио, мне несколько раз дали попробовать блюда – и все было готово в срок, несмотря на волнение Поп. (Она ведь готовила такой ужин всего десятый год кряду.)

Мы работали всю ночь до самого рассвета, и утром я чувствовала себя невероятно усталой. Но лучше способа покаяться в своих грехах было не найти – я вложила все силы в общественную трапезу и готовилась разделить еду со всеми остальными заключенными, пускай большинство из нас и предпочло бы в этот день оказаться в другом месте. В День благодарения я поспала, встретилась с Ларри и нашим другом Дэвидом и съела свою порцию вместе с Тони и Розмари – и это оказался, пожалуй, самый вкусный ужин за год. Праздник немного омрачила сидевшая возле меня тихая испанская цыпочка, которая в какой-то момент разразилась слезами и уже не смогла успокоиться.

Я всегда считала себя протестанткой, однако, не понимая этого, была воспитана в идеалах стоицизма – греко-римского ответа дзену. Многие люди на воле (особенно мужчины) восхищались моей стойкостью, когда я собиралась в тюрьму. Согласно Бертрану Расселу, виртуозным стоиком является тот, чья воля находится в гармонии с естественным порядком. Он так описал основную идею:

В жизни отдельного человека добродетель есть единственное благо; здоровье, счастье, богатство и тому подобное не принимаются в расчет. Поскольку добродетель заключается в воле, все истинно хорошее и плохое в жизни человека зависит исключительно от него самого. Он может стать бедным, но что с того? Он по-прежнему может оставаться добродетельным. Тиран может бросить его в темницу, но он все же может продолжать жить в гармонии с Природой. Его могут приговорить к смерти, но он может погибнуть благородно, подобно Сократу. Следовательно, каждый человек обладает безграничной свободой, когда освобождается от мирских желаний.

Да, когда у тебя отбирают даже последние трусы, без стойкости точно не обойтись. Но как сочетать ее с ненасытной жаждой общения с другими людьми? Как быть уверенной, что желание близости, дружбы, человеческой поддержки нельзя назвать «мирским»? За исключением смерти, худшее наказание для человека – это полная изоляция от других людей, одиночка, яма, карцер, дыра.

Правда в том, что у меня не очень получалось быть стоиком. Я не могла противостоять эмоциональному течению жизни и ее пульсации, не могла отказаться от неидеальных людей, которые казались мне важнее всего на свете. Я снова и снова ныряла в поток, но, оказываясь там, обычно могла сохранять спокойствие и держать голову над водой.

И все же я порой гадала, почему моя потребность нарушать границы завела меня так далеко – в тюремный лагерь? Может, мне просто не хватало ума? Может, я не умела учиться на расстоянии и вечно лезла в самое пекло, опаляя ресницы? Неужели, чтобы поистине понять мир, нужно найти дьявола в себе? Самым жутким, что я обнаружила в себе и в системе, которая держала меня в заключении, было безразличие к страданиям других. Но что же мне было делать теперь, когда я поняла, какой была плохой, и признала себя гадкой не только втайне, но и во всеуслышание – в суде?

Если я что-то и узнала в лагере, так это то, что на самом деле я была хорошим человеком. Да, с дурацкими правилами дела у меня обстояли не очень, но я более чем готова была помогать другим. Я стремилась отдавать как можно больше – даже больше, чем сама ожидала. Мне было уже неинтересно судить других, а когда я все же делала это, мне становилось стыдно. Но главное – в тюрьме я смогла познакомиться с женщинами, которые научили меня быть лучше. Казалось, полный провал моих попыток быть хорошей девочкой был сопоставим с моим желанием стать хорошим человеком. И я надеялась, что бабушка одобрит это и, может быть, даже простит меня за то, что я в тяжелый час не могу быть с ней рядом.