Пайпер Керман - Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме

Незадолго до Рождества Ларри принес плохие новости от моего адвоката: меня вызывали в качестве свидетеля в Чикаго. Мне стало не по себе. Что, если я пропущу дату своей отправки на временную квартиру? На самом деле сомневаться в этом не приходилось. И опять мое прошлое вставало на пути моей свободы. Что, если я встречусь с Норой? Не может быть, чтобы вызвали меня и не позвали ее.

Я волновалась, но никто этого не замечал: лагерь охватила предпраздничная суета. Она постепенно нарастала после Дня благодарения и теперь достигла пика: команда заключенных готовилась к ежегодному конкурсу рождественских украшений. В нем принимали участие все подразделения исправительного учреждения – двенадцать тюремных блоков и лагерь, который считался одним блоком. Повсюду уже были развешены украшения прошлых лет и громадные плакаты с красными надписями «МИР» и «РОЖДЕСТВО». Но в рукаве у команды 2004 года было припрятано и кое-что еще. Они часами сидели в недоступной другим заключенным телевизионной комнате, которую официально выделили для подготовки. Мы лишь краем глаза видели создаваемые ими странные формы из папье-маше. «Смотри, какого я сделала эльфа-гомика!» – радостно хвасталась одна из волонтеров, показывая мне какого-то маленького гуманоида.

Накануне Рождества работа команды декораторов была выставлена на всеобщее обозрение. Честно говоря, она была просто невероятна: им удалось превратить унылую серую комнату с линолеумом на полу в волшебную рождественскую деревушку, где всегда царила зимняя ночь. Потолок из ДСП стал темно-синим ночным небом, на котором блестели звезды, а сама деревушка стояла как будто в долине меж гор. В мастерских, тавернах и даже на карусели сидели маленькие эльфы сомнительной сексуальной ориентации. Они резвились в искрящемся снегу, лежавшем поверх линолеума. Все сверкало. Пораженные, мы радостно разглядывали этот шедевр. Я до сих пор не понимаю, как у них получилось его создать.

Весь день мы с замиранием сердца ждали прихода судей. Когда вердикт наконец огласили публике, оказалось, что лагерь впервые в истории победил! Надзиратели заверили нас, что конкуренция была очень серьезной. В тюрьме щенячья программа была развернута в девятом блоке, где также находилось психиатрическое отделение, и местные заключенные сделали для каждого из лабрадоров рога и превратили их в стадо оленей. В стадо оленей!

Нашим призом стал праздничный показ фильма «Эльф» с бесплатным попкорном для всех желающих. Моя соседка Фэйт удивила меня вопросом:

– Пайпер, хочешь, вместе посмотрим «Эльфа»?

Она застала меня врасплох. Если бы все было как всегда, я бы смотрела фильм с Поп или с итальянскими близняшками. Но для Фэйт это явно было важно.

– Конечно, соседка. С удовольствием.

Кино показывали не в той комнате, где обычно, и сеансов было несколько. Мы с Фэйт взяли попкорн, заняли хорошие места и устроились поудобнее. В тот год мы не пекли рождественское печенье, не выбирали самую красивую елку и не целовали любимых под омелой. Но Фэйт могла рассчитывать на особое место в моей жизни, как и я – на особое место в ее, тем более в Рождество. И это было здорово.

Двадцать седьмого декабря, в понедельник, при выдаче почты заключенные получили воскресный номер «Нью-Йорк таймс». Я подошла к Ломбарди и попросила:

– Слушай, дай почитать раздел о стиле?

Я залезла с газетой на свою койку. На страницах была публикация Ларри – и не просто какая-то там заметка, а колонка «Любовь в современном мире», еженедельное эссе о любви и отношениях. Он усердно работал над ним, и я знала, что речь пойдет о том, как долго мы откладывали свадьбу. Но я не представляла, что именно стоит ждать от этой статьи читателям газеты.

Ларри с юмором описал наши нетрадиционные отношения и объяснил, почему никто из нас не считал брак важным, хотя мы вместе побывали на двадцати семи свадьбах. Но затем что-то изменилось.

Не было никакого переломного момента, никакого момента истины, когда я вдруг понял, что лучше всего пойти самым традиционным путем. Некоторые утверждают, будто сразу видят, что их девушка – та самая. Но это не мой случай. Мне всегда нужно время, чтобы понять, хочу ли я оставить себе вещь, будь то свитер или новая программа (именно поэтому я никогда не выбрасываю чеки). Я не могу сказать, что однажды взглянул в бледно-голубые глаза девушки, которую встретил за обедом в Сан-Франциско, и подумал: «Вот оно». Я понял это только спустя восемь лет.