Коллектив авторов - Времена и нравы (сборник)

– Запомни: ровно к шести приходи на ужин.

Лулу, покачивая телесами, направилась к выходу и бросила через плечо:

– Хорошо. – Она была похожа на маленькую девочку.

– Ну что, верно я тебе говорил? Это и есть Лулу, которая полностью мне подчиняется, ха-ха! – Дашань с удовлетворением рассмеялся, и на силиконовой маске появились складки, как будто это была змеиная кожа, которая вот-вот сойдет.

Лулу была не особо красива, но я все равно ощутил на душе тяжесть – тяжесть, порожденную завистью. Я молча сглотнул и почувствовал, словно у меня в груди застрял камень с острыми углами.

Заметив, что я молчу, он продолжил:

– Если ты все еще не веришь, я могу сводить тебя к Сяохун, она живет в элитных апартаментах в центре города. Я велю ей приготовить тебе обед, она отменно готовит.

– Не стоит, я верю, – сказал я.

С одной стороны, я все больше и больше верил всему, что он говорил. Но с другой стороны, у меня стали возникать подозрения: с какой целью он так усердно старается предоставить все эти доказательства? Что это – тщеславное желание пустить пыль в глаза старому приятелю? Если так, то ему незачем было выбирать такого неудачника, как я, – куда мне с ним тягаться! Так в чем же здесь успех? Может, он и впрямь воспринимает меня как особый объект для изложения своих проблем, но тогда ему тем более нет смысла так усердно самоутверждаться! У такого бизнесмена, как он, на первом месте стоит только выгода, он не стал бы просто так, от нечего делать вспоминать старых школьных приятелей. Похоже, у него есть какая-то четкая цель, которую я пока не могу разгадать.

Он спросил меня:

– О чем ты задумался? Я боялся, что ты мне не поверишь, рад, что это не так. Вообще-то, помимо Сяохун у меня есть и другие любовницы, все они живут в роскошных квартирах, а адреса некоторых я уже даже и не припомню. Эх, в императорском гареме тоже, наверное, не без этого было.

Я добавил:

– Твоя жизнь будет получше императорской. У тебя нет ни печалей, ни забот, а вот быть императором – самая опасная профессия в мире.

Он повернулся и долго смотрел на меня. Его силиконовое лицо, должно быть, хотело изобразить дружелюбие.

– Ты действительно так думаешь? А ты не испытываешь отвращения к такой роскошной и праздной жизни?

– Не думаю, что есть такой мужчина, который испытывал бы отвращение к такой жизни.

– Ну и славно, ну и славно, – пробормотал он, будто читая заклинание.

После этого он повел меня на экскурсию по дому. Бесконечные повороты коридоров, множество комнат, напоминающих пчелиные соты. Комнаты поражали своим великолепием и больше походили на императорские покои. Одних лишь горничных было более десятка, что уж говорить о дорогих поварах – настоящая дворцовая жизнь! Я поинтересовался:

– Где же твои родители? Ты не привез их сюда насладиться этой жизнью?

– Они живут в другом доме, немного меньше этого, – ответил Дашань. – Так удобнее, меньше лишних вопросов.

– Родители уже в возрасте, им, наверное, одиноко.

– Ну что тут поделать! Не знаю, помнишь ли ты, они раньше занимались ремонтом обуви на улице прямо у ворот нашей школы? Хорошая жизнь для них непривычна, сейчас они часто болеют. Так что счастливой жизнью они и теперь не могут насладиться в полной мере.

– А ты никогда не думал заняться благотворительностью? Тем более что ты и сам из бедной семьи.

Я подумать не мог, что мои слова его так заденут.

– Благотворительностью заниматься – это, черт подери, для богачей! – заорал он.

Я был крайне изумлен.

– Разве ты не богат?

– У меня просто много денег, но, по сути, я голодранец! В один прекрасный день я могу лишиться всего, что имею! У меня нет никакой поддержки, нет влиятельных знакомых. Какой бы властью ни обладало мое уродливое лицо, это ни в какое сравнение не идет с властью настоящей!

Я был потрясен его словами. Я был уверен, что он никого и ничего не боится.

– Раз ты все это прекрасно понимаешь, ты ведь должен еще больше сочувствовать бедным?

– Сочувствовать бедным… а кто посочувствует мне? Ты сочувствовал мне?!

Он с яростью сорвал с лица маску и уставился на меня. Складки на его лице двигались, напоминая копошащихся земляных червяков. Я понял, что он действительно разозлился, и меня пробирала дрожь.

– Пойдемте во двор, посидим, погреемся на солнце, выпьем соку, – прервав длительное молчание, произнес Сяошань. Он был великим примирителем. Он подхватил меня и Дашаня под руки и повел к выходу.

Двор был выдержан в стиле южно-китайских парков. В покрытом цветущими лотосами озере отражались павильоны и декоративные горки, а каменная дорожка вела сквозь бамбуковую рощу прямо к берегу реки Цинмахэ. Пейзаж был настолько красив, что я не переставал восхищаться его великолепием и бродил по саду, позабыв обо всем. В этот момент Сяошань позвал меня, я пошел вслед за ним к небольшой беседке у реки. На беседке висела доска с иероглифами «Беседка для любования пейзажем». Дашань спросил: