Коллектив авторов - Времена и нравы (сборник)

Она не хотела погружаться в размышления, она избегала старика, прячась от него на кухне. Утром замоченные рис и фасоль уже разбухли. Кан Лянь вскипятила воду и сделала огонь послабее, чтобы жесткие семена тушились потихоньку.

Аромат еды разлетелся по комнате, она полной грудью вдыхала его. А старик ничего не чувствовал, лишь неловко сел на стул; от него шел резкий запах. Он откашлял мокроту и, воспользовавшись случаем, проглотил ее. Его скулы очень жестко выпирали наружу, левая была выше правой. Его глаза были тусклыми, поблекшими, а мешки под ними необычайно большими. Это было совершенно незнакомое лицо, оно почти утратило свои прежние черты. С тех пор как он состарился, его лицо расцветало лишь в определенные моменты и на некоторое время. Например, утром Нового года, когда со всех концов съезжались племянники и выпивали за встречу. Старик сидел за столом на почетном месте и наслаждался уважением, которое проявляли к нему представители младшего поколения. Во время беседы они предсказывали, что он доживет до ста лет и по обычаю говорили: «Вы в самом расцвете сил!» – и тому подобные фразы. Родственники не забывали выразить свое почтение и Кан Лянь, они хвалили ее и называли «великой». Если старик был еще жив, это значило, что необходимо было навестить его и поздравить с Новым годом, не зря же праздничный обед называют «единением семьи». Это была веская причина, чтобы поддерживать связь и время от времени навещать друг друга, ведь, как известно, если у любящих родителей почтительные дети, то вся семья процветает!

О горе всегда очень непросто говорить, страдания можно понять лишь без слов, так как они надежно спрятаны от других, чтобы не ранить ими сердце. Старику уже не хватало праздничного запала, его взгляд всегда был испуганным и пустым, и лишь изредка проскальзывала улыбка, соответствующая праздничному настроению. Иногда он поддерживал короткую беседу, но ему недоставало дыхания. Он был очень вежлив, хотя все, в чем он нуждался, – это тишина и спокойствие, и только ради праздника он становился веселым, дружелюбным и счастливым. Постепенно родственники создали такую прекрасную иллюзию, что он отзывчивый, добрый, мудрый, столько повидавший на своем веку, всегда с улыбкой на лице, будто возраст наделяет его удивительной силой, будто смысл его жизни и дальнейший путь состоит в том, чтобы незримо с того света покровительствовать своим потомкам. Наконец вся шумная толпа собралась вместе и, будучи призрачным главой семьи, старик выполнил свой долг и, измотанный, вернулся на диван, где стал задремывать. Ему очень нравилось, что свисающие шторы прикрывают его от света за окном, а вмятина на диване была как раз по размерам его зада. Он чувствовал уют и безопасность, будто бы был в пещере, как будто мать обхватила его двумя руками и не отпускала.

Сможет ли в этот раз на грядущем празднике лицо старика сиять так же, как прежде?

Вечером Лю Сянцюнь вернулся домой и увидел на чайном столике миску с кашей из восьми злаков, от которой шел пар. Кан Лянь взяла у него пуховик и сказала:

– Ты весь день бегал по такой холодине, покушай сначала каши.

Она развернулась и пошла на кухню, Лю Сяньцюнь пристально разглядывал силуэт жены, в свете луны ее седые волосы особенно бросались в глаза. Несколько лет назад она разочарованно сказала, что на макушке уже появилось несколько седых волосков, и попросила его выдернуть их. У нее были иссиня-черные блестящие волосы, которыми она втайне гордилась и дорожила половину своей жизни. Но сейчас вся ее голова была седая, каждый волосок – как ботва редьки после жатвы, да еще и покрытая инеем; сухая шевелюра выглядела уныло. Ее спина тоже сгорбилась, лопатки поменяли свою форму, что доставляло немало боли, когда она нагибалась.

Лю Сянцюнь подтвердил свои намерения: как только он получит деньги, уйдет с работы и будет со спокойной душой заботиться об отце и жене.

Глубокой студеной зимней ночью Лю Сянцюнь как будто снял с себя тяжелый груз, он спал особенно хорошо. Той же ночью Кан Лянь проснулась от треска петард, которым приветствовали духа очага. В ее душе поселилось удушающее ощущение тревоги, в нижней части живота все вздулось, похоже, нужно было опять идти в туалет. Она повернула ручку двери и пошла к туалету. Неожиданно в темноте ее окатило страхом. На диване сидел какой-то человек, абсолютно неподвижный, как статуя. Бледный лунный свет падал на его каменное лицо с совершенно пустым взглядом, на человеке был ярко-синий погребальный костюм, мерцающий тусклым сиянием шелка.