Кристоф Симон - Франц, или Почему антилопы бегают стадами

Но самых вершин самооколпачивания я достиг во время театральной постановки в одном из этих семейных лагерей для детей-инвалидов в кантоне Аппенцелль-Ауссерроден. Пасхальное представление с музыкой и пением призвано было продемонстрировать родителям, каких милых чад они произвели на свет. Здоровые и умственно отсталые девочки и мальчики распределились по собранной из деревянных элементов сцене – одни поочередно или хором инсценировали страсти Христовы, другие зевали, разомлев от тяжелого, перегретого воздуха. Юлиан расхаживал с римским оружием, а одна девочка с вываливающимся языком носила на голове венок из соломы, который изображал терновый венец. В зрительном зале сидели сонные родители, воспитатели и, может, еще пара учительниц начальных классов из соседней деревни. Моя мать сидела рядом с отцом на складном стуле у окна, сквозь которое нещадно жарило апрельское солнце. И вот среди этой атмосферы всеобщей дремоты я, стоя на краю сцены, начинаю стягивать с себя одежду. Мне было девять с половиной лет, и я был в коричневом костюме осла. Прежде чем кто-то смог меня остановить, я успел освободиться не только от задних ног и хвоста, но и спустил трусы. Воспитательница в первом ряду вскочила, стала мне что-то кричать, я же не моргнув глазом присел и начал опорожнять кишечник – вовсе не потому, что у меня разболелся живот, или что-то в этом роде, – ибо чисто физиологически в этом акте необходимости не было, – а исходя из неких специфически театральных побуждений. Возможно, я чересчур вошел в роль осла, на котором Иисус ехал в Иерусалим. Или же хотел придать реалистичный фон сцене у Понтия Пилата. Трудно сказать. У ребенка еще мало знаний, не хватает широты взгляда. Я произвел две порции величиной с большой палец, и, прежде чем успел продолжить, две воспитательницы подхватили меня под руки и стащили со сцены. Настроение в зале заметно изменилось. Публика сидела наэлектризованная, смущенная, будто ей довелось увидеть что-то неприличное. Некоторые пытались скрыть смущение смехом. Меня доставили к родителям. Отец оперся руками на подоконник и неотрывно смотрел в окно, мать спрятала лицо в ладони. Позже отец меня спросил, почему я так обращаюсь с матерью, а мать, махнув рукой, закрыла за мной дверь комнаты.

Хорошо бы в моей жизни настало такое время, когда бы даже не появлялось повода выставить себя в дураках, чтобы даже сил на это не хватало. Время, настолько наполненное всякими чудесными вещами, что их просто невозможно все разом испортить.

Наконец все собрание вышло из часовни на территорию кладбища. Йоханн тоже. Я бросил в его сторону камешек.

– Ну, давай! Посмотри же сюда! – рычал я.

Йоханн ничего не заметил. Следовал за гробом и похоронной процессией в сторону могил (в мусульманской части кладбища). Эрйылмаз и гологрудые дамы исчезли в земле. Через семь могил от меня. В том же ряду. Люди кольцом окружили могилу, некоторые бросали в нее землю, другие просто стояли. Йоханн стоял в заднем ряду и таращился прямо перед собой.

Я прошептал:

– Эй, Джонни!

Кажется, услышал. Повернулся и посмотрел на меня сквозь пелену слез.

– Вытащи меня отсюда! – прошипел я.

Он медленно подошел и с отсутствующим видом протянул мне руку помощи. Я выбрался из могилы наверх. (Это оказалось почти так же просто, как упасть.)

Я пожал ему локоть.

– Большое спасибо, Джонни.

Он не ответил. В этот день он не произнес ни слова. Им овладела какая-то отрешенность.

Тяжело передвигая многофунтовыми комьями грязи на ногах, я подошел к остальным.

Вульшлегер бросил на меня взгляд и вздохнул. Наклонившись, я тщательно отчистил с отворотов брюк налипшую грязь. Чувствовал я себя отвратительно. Люди начали расходиться, вскоре только мы с Йоханном остались у могилы и таращились в яму, где лежал гроб и славный парень с золотым сердцем.

Все стало грустным. Жутко грустным.

Я пробормотал: «Удачи, метельщик, – там, куда вы идете».

Всю субботу и воскресенье я проспал, поздно утром в понедельник упаковал одежду, учебники по экономике и Эм Си Барсука в спортивную сумку и прилепил к телефону записку: «Трехдневная геологическая экскурсия по Юрским горам». Потом прошел вдоль Аре к вокзалу, сел в пригородный поезд, сменил направление в Шпице и поднялся по Зимменталю на Бернское нагорье (настоящий Непал – ни одного клочка ровной земли), сошел с поезда в Вайссенбахе и направился по гравийной дорожке в мастерскую Юлиана.