Эмбер Смит - Такой я была

– Да. Это должно было кончиться.

И я ухожу. С прямой спиной и ледяным спокойствием легко толкаю дверь и ухожу, а он стоит и смотрит мне вслед, качая головой.

В канун Рождества приезжают Кейлин и Кевин. Вваливаются в дом с сумками, мешками с грязным бельем и рюкзаками с учебниками и тетрадями. Мама с папой бегают вокруг них кругами. «Иди, помоги мальчикам с сумками!» – просят они, и не раз. Но я просто стою в гостиной, скрестив руки на груди, и смотрю на вошедших.

Проходит несколько минут, прежде чем суета стихает и они все-таки замечают меня. Кейлин подходит, вытянув руки, но вдруг останавливается как вкопанный, и на долю секунды его улыбка сменяется растерянностью.

– Иди. – Он произносит мое имя медленно, с почти вопросительной интонацией, даже не обращаясь ко мне, а словно пытаясь убедиться, что это на самом деле я, а не кто-то другой.

– Да? – отвечаю я, но он молчит и лишь смотрит на меня.

– Нет, все в порядке, просто… – Он заставляет себя улыбнуться. – Ты такая… – Он поворачивается к родителям словно в поисках подсказки, потом снова смотрит на меня. – Ты такая… такая…

– Красивая, – подсказывает мама и улыбается, хотя я уверена, что она по-прежнему боится находиться рядом со мной из-за той пощечины, о которой ни я, ни она ни разу не вспоминали.

Кейлин неловко обнимает меня, как будто не хочет приближаться к моей груди.

– Ты стала совсем взрослой. Неужели меня так долго не было? – со смехом произносит он и смущенно отстраняется. Он будто хочет сказать что-то еще, но потом просто уходит и уносит сумки в свою комнату.

И я остаюсь один на один с Кевином, который стоит метрах в двух от меня и сверлит меня взглядом. Этот взгляд, он, видимо, оттачивал весь год: взгляд, который должен смутить меня, заставить съежиться, завять и уползти в свою раковину. Но, хотя мои ноги слабеют и подкашиваются и мне кажется, что я вот-вот упаду, хотя сердце стучит, а кожа горит огнем, я не вздрагиваю, не убегаю и не начинаю пятиться. Мне хочется верить, что, несмотря на этот убийственный взгляд, он видит, как я изменилась, видит, что я стала совсем другой, не похожей на ту девчонку, которую он знал когда-то. Ни одна мышца на моем лице не шевелится, пока он не уходит первым.

– Ладно, Иди! – Мама дважды хлопает в ладоши. – У нас куча дел. Утром приедут бабушка с дедушкой, и будет уже некогда. Нужно все сделать заранее, как можно лучше подготовиться.

Я иду за ней на кухню. Следующие восемь часов моей жизни заранее внушают ужас. Мама в безумном, обманчиво веселом настроении, но я знаю, что на самом деле она на грани нервного срыва. Почему-то перед приездом бабушки с дедушкой она всегда как на иголках. Мама заходит в прачечную, раскладывает стремянку и заглядывает в чулан, где хранится всякий хлам. Я знаю, что за этим последует. Она достает свой древний кассетник, он же радиоприемник и проигрыватель для дисков, берет его за ручку и ставит на кухонный стол.

– Ох, мам! Это обязательно? – спрашиваю я. Весь день готовить под рождественскую музыку – это же пытка!

– Да, обязательно. Откуда еще возьмется рождественское настроение?

Я принимаюсь за нарезку сельдерея, лука и чеснока, которые мы заготавливаем в диких количествах. На очереди тыква. Я пытаюсь нарезать ее маленькими кубиками, как любит мама, и тут вдруг понимаю, что больше не слышу ритмичный стук ее ножа.

– О боже! – кричит она. Я чуть не отрезаю себе кончик среднего пальца.

– Что?

– Проклятье! – тараторит она под тихий хор, поющий «Святую ночь». – Вот чувствовала же, что что-то забыла! Проклятый винный камень – вечно его забываю! Только не хватало толкаться в очереди в супермаркете в канун Рождества!

– А без него никак не обойтись?

– Нет. – Она стоит, вцепившись в стол, и глубоко дышит, закрыв глаза. – Нет, не обойтись. Так, у нас новый план. Я сбегаю в магазин. Ты пока режь. Закончишь с тыквой – сложи все в большую миску в шкафчик над холодильником. Потом вымой посуду, чтобы она не накапливалась и не мешала готовить, ладно?

Она уже успела надеть куртку прямо на фартук и теперь хватает сумку.

– Кейлин! – зовет она. – Кейлин!

– Да? – отвечает он. Его голос глухо доносится с другой стороны дома.

– Можешь спуститься? – Она делает над собой огромное усилие, чтобы не сорваться и не начать орать. – Я не собираюсь кричать на весь дом! – шипит мама сквозь зубы, заматывая на шее шарф тугой петлей. Кейлин заглядывает на кухню. – Чем вы там заняты? – спрашивает она, надевая перчатки.